Тренер биатлонной сборной России Павел Ростовцев, на прошлой неделе угодивший в топ новостей Яндекса за плевок в журналиста Губерниева, дает большое интервью не о скандалах, а о спорте. Чего от него в общем-то ждали – кому, как не ему – верному помощнику Вольфганга Пихлера в России, оценивать сочинское четырехлетие.

— Вы не выступили на тренерском совете в Ханты-Мансийске, хотя многие этого очень ждали. Почему не приехали?

– Я не являюсь членом тренерского совета и ранее участвовал в нем только потому, что должен был отчитываться о проделанной работе по своему направлению. В Ханты-Мансийске этого предусмотрено не было, был предложен другой формат: отчет только старших тренеров – Лопухова и Селифонова с Королькевичем. Поэтому командировать СБР меня не мог.

— Вы уже довольно давно находитесь дома – нашли новую работу?

– Пока нет. Но это не означает, что я сижу без дела. Я депутат красноярского Городского совета – это не оплачиваемая работа, а общественная нагрузка. И сейчас много времени занимает работа в различных его комиссиях.

Не могу пока сказать, чем буду заниматься дальше, у меня несколько образований: техническое, юридическое, средне-специальное физкультурное. Во время сезона работу не искал – решил, что нужно пройти путь с командой до конца. Любые движения были бы лишними.

«О чем думалось, о чем мечталось – наверное, этого достигнуто не было»

— Когда подводите итог трех лет, какое чувство в вас преобладает?

– Мне было интересно вернуться в биатлон после пятилетнего перерыва, посмотреть на него с другой стороны – не со стороны спортсмена, потребителя в хорошем смысле, а со стороны организатора. Это были непростые три года. О чем думалось, о чем мечталось – наверное, этого достигнуто не было.

— Допускаете, что еще будете тренировать сборную?

– Не буду делать категорических заявлений. Мне надо остыть, побыть с семьей. Если буду востребован – можно дальше обсуждать.

— Правда, что Королькевич уговаривал вас остаться и быть его помощником?

– Уговоров не было. Разговор был такой: ты как, реально принял решение уйти или можно тему обсуждать? Я объяснил свою ситуацию. Этот вопрос мы поднимали с января, много говорили с Барнашовым. Как бы к нему ни относились, я его уважаю, иногда подходил за чисто житейским советом. Думаю, и он, и Королькевич меня правильно поняли.

Мне было неожиданно приятно, что я интересен как специалист. Это тоже оценка моей работы – пусть и субъективная, но сейчас у меня другие приоритеты. За последний год я не виделся с семьей 274 дня.

***

— Самый тяжелый момент в сезоне для вас?

– На Олимпиаде – отрезок от индивидуальной гонки до эстафеты. В индивидуалке не справились со стрельбой… Когда мы не справляемся со стрельбой – результаты очень плачевные. Тогда осталось удручающее  впечатление.

Масс-старт – огромная досада, особенно от падения Ольги Зайцевой. Прекрасно помню эпизод, видел на экране с рубежа. Удар был настолько сильный – мне показалось, она вообще потеряла понимание, где находится и что делает. Как будто выключилась из действительности.

Видел, как Оля упала, поднялась, не могла стоять, на контруклоне скатывалась вниз, хотя в нормальной ситуации спокойно закантовала бы лыжи. Потом зачем-то пошла назад, против хода за палкой, начала ее поднимать – хотя прекрасно знала, что через 20 метров стоит Ефимов с запасными. Как все хорошо началось: первый круг, стрельба – потом в один момент все разрушилось.

«Никто нас не отстранял. На всех тренировках я был на рубеже, Вольфганг – на трассе»

Смешанная эстафета. Не заладилось на женских этапах. Проигрыш был некритичным, но это совершенно не тот ход, на который мы рассчитывали.

— Известно, что после индивидуалки тренеры провели какое-то нерядовое совещание. Что там было?

– Шел мозговой штурм – сидели я, Пихлер, Королькевич, Загурский, Барнашов. Еще раз вычищали индивидуальные планы подготовки к оставшимся  дисциплинам.

— Это тогда решили, что Романова пропустит масс-старт?

– Да. Не понимаю, почему ее пропуск всех так заинтересовал.

— Многие годами тренируются, чтобы просто поучаствовать хоть в какой-то олимпийской гонке, а тут человек пропускает самую престижную.

– Тогда еще не было стопроцентно известно, что она попадает в масс-старт. Ситуация могла сложиться по-разному. Это «если-если». Можно было выстроить подготовку с учетом масс-старта – а если бы она туда не попала? Подводка бы пострадала. Решили, что пусть лучше пропускает масс-старт, четко готовится к эстафете.

— Через несколько дней после того собрания Ольга Зайцева заявила, что Пихлер отстранен от работы с командой. Что она имела в виду?

– Это было сказано на эмоциях. Никто нас не отстранял. На всех тренировках я был на рубеже, Вольфганг – на трассе. Единственный момент, который сбил Ольгу с толку. Вечером получилась организационная накладка: пришли с тренировки, устроили собрание. А Вольфганг был в столовой, дозвониться до него не смогли.

Королькевич взял слово, начал выдвигать предложения по тренировкам. Естественно, Ольга сразу задала вопрос: а что, Вольфганг теперь не участвует? Я ей потом объяснил ситуацию: Оль, Вольфганга просто не успели предупредить, все согласовано с ним, так что давай не нагонять  жути.

— Можете прокомментировать исчезновение из команды Александра Селифонова, который начинал предсезонку старшим?

– Было решение руководства, что Сан Саныч едет на Кубок IBU – контролировать подготовку ближайшего резерва. Потом, возможно, посчитали, что имеющийся кадровый ресурс достаточен для выполнения задач. Решения руководства не обсуждаются, а исполняются.

— Селифонов действительно рулил женской сборной хоть какое-то время или все-таки это номинальная фигура?

– Я не видел его руководящей роли по отношению к нашей группе. На этапе выработки критериев отбора Сан Саныч участвовал – наверно, это единственное, что можно сказать.

«Решения руководства не обсуждаются, а исполняются»

— Королькевич дал понять, что контакт между ним и Пихлером был неидеальный, якобы многое вы с ним делали по-своему, не так, как решили на собраниях. 

– Я этого не заметил. Владимир Борисович выполнял функции старшего, но решение было такое: методически каждый тренер идет своим путем. Из пяти квалифицировавшихся на Олимпиаду спортсменок четверо – из группы Пихлера. Было бы неверно с чьей-то стороны в завершающий этап подготовки навязывать свою точку зрения. Свобода у нас с Вольфгангом была.

— Как выглядели ваши тренировки после объединения групп?

– Было несколько форматов. Вот Обертиллиах – последний сбор перед Сочи. Договорились, у кого какие тренировочные дни, кто когда стреляет и так далее, выбрали удобное время. Если Королькевич идет на трассу, а Старых или Вилухина стреляют – конечно, я посмотрю, подскажу. А Ефимов с трассы подскажет по технике Романовой или Зайцевой.

Второй вариант – совместные скоростно-силовые тренировки. Все вместе, с общего старта, девочки идут, один участок проходят одним ходом, другой другим, потом пауза, по очереди после отдельных серий идут на  лактат.

Еще рас скажу – не очень корректно говорить о том, что у нас не было контакта. Контакт был, но и различное методическое направление  сохранялось.

— Имея теперь опыт работы в подгруппах, что скажете – стоит так делать дальше или нет?

– Минусов у разделения больше, чем плюсов. Главный – лоббирование тренерами своих людей. Толкотня локтями порой отнимает больше сил, чем сама работа. Повышенная конкуренция свелась к повышенным нервным  затратам.

Надо отдать должное СБР, что нам было на что опереться в плане критериев отбора. На 90-95% они были выполнены. Хорошие они или плохие, но мы их почти выполнили.

***

— Момент в подготовке, когда вы поняли, что команда движется не туда.

– Такого, пожалуй, не было. Честно говорю. У каждой спортсменки стояли свои задачи, был свой потолок. Я понимаю, что для кого-то место в топ-8 Шумиловой – это плохо. Для нас, тренеров, понимающих ее реальный на тот момент потенциал, это хорошо. Готов обсуждать сезон каждой из девочек в отдельности.

— К этому вернемся. Правда, что в команде опять не удалось решить вопрос с правильным питанием?

– Это вопрос самосознания спортсменок.

— Да, но получается, что за три года вы им не привили нужное самосознание.

– В таком возрасте учить сложно. Я – помощник спортсмена, могу что-то порекомендовать. Это делается очень легко, когда есть личный контакт, когда спортсмен заинтересован и заряжен обратно. Если он не хочет – ломать через колено иногда, может, и надо, но практика показывает, что от этого становится только хуже.

Мы с Вольфгангом сделали все для того, чтобы девочки поняли, что есть хорошо, а что не очень. Но желаемого эффекта не получили.

«Я встречаю в фэмили-клубе Настю Кузьмину, предлагаю ей пасту. В ответ слышу: я не ем пасту»

— Что именно вы сделали?

– Неоднократно приглашали экспертов – высказать мнение по правильной организации питания. Люди приезжали в команду, рассказывали, работали. Формат такой: фиксировали два-три дня, что едят спортсменки, заполняли формы, анкеты, сопоставляли с тренировочными нагрузками. О’кей, вот так у вас есть – а вот так должно быть в этот момент, этот и этот.

Понятно, что спортивное питание – не очень вкусное. И у девочек возникало недовольство: нас плохо кормят. Но что мы хотим: питаться вкусно или полезно? Я встречаю в фэмили-клубе Настю Кузьмину, предлагаю ей пасту. В ответ слышу: я не ем пасту. А чем восполняешь углеводы? Тем-то и тем-то. Специалисты, с которыми она консультировалась, порекомендовали исключить из рациона именно пасту.

Признаю, вопросы спортивного питания требуют совершенствования. Мы за три года, к сожалению, этого сделать не смогли.

— Что еще вы готовы признать за ошибки?

– Мне сложно рассуждать на тему функциональной подготовки – в ней я был задействован мало. Организационно этот год получился даже более ровным, чем прошлый. Мы перешли на трехнедельные сборы с недельным перерывом, чтобы дома девочки выполняли только поддерживающую и восстановительную работу, без развивающей.

— Выходит, явных ошибок нет, но и сезоном вы недовольны. Из чего выросло недовольство?

– Чтобы рассуждать, что сделано хорошо, а что плохо – нужно изначально договориться, что такое хорошо и что такое плохо. Когда на тренерском совете Лопухову ставят «уд» за серебро и бронзу ЧМ, а ранее Медведцеву и Ткаченко «неуд» за три серебра – я этого не понимаю. Такое ощущение, что тренерский совет некоторые специалисты используют как площадку для сведения личных счетов.

Я предложил определить критерии: либо мы оцениваем медали главного старта, либо количество спортсменов, попадавших на подиум в сезоне, либо совсем узкие показатели-индикаторы – динамика в стрельбе, скорости бега или еще чем-то?

Этого до сих пор не сделано. Всех интересуют только медали главного старта, но даже в этом случае оценки не всегда объективны.

С Вольфгангом Пихлером

***

— Случай с двумя положительными пробами. Ваша реакция?

– Шок. Работали в Обертиллахе, пришли на собрание. А я несколько часов не был в интернете. И Майгуров начинает: в связи с последними событиями то-то, то-то. Я чуть со стула не упал.

— Может быть такое, что тренер не в курсе, какие препараты крутятся в его группе?

– Сегодня в сборной сложилась такая система, что тренер не полностью управляет командой. Есть, например, у нас сервис-бригада: работа с лыжами была построена таким образом, что тренеры не знали, какие лыжи получат спортсменки перед гонкой. Как работает сервис – это не наша тема. За это ответственный Воронин.

То же самое с работой докторов. Вольфганг, не владея ситуацией с медицинским обеспечением, каждый день доводил врача чуть ли не до истерики: доктор, у нас все в порядке? Доктор, а то, что принимают наши спортсменки, – на сто процентов чисто? А вот эти новые спортивные напитки – они прошли все необходимые исследования?

— У вашей группы и у другой был один врач?

– Нет, у нас был Алексей Лагуточкин. Когда группы объединились – он стал общим врачом.

— Раз коснулись темы сервиса – вы довольны?

– Не могу комментировать это. Тему сервиса в СБР комментируют только Воронин и Майгуров.

***

— После эстафетного серебра вы сказали, что все доказали критикам. Прозвучало так, будто выиграли три-четыре золота.

– Конечно, это серебро не с золотым отливом. Если вы ему не радовались, то для меня это был большой успех. Особенно для той ситуации, в которой мы оказались на тот момент.

Кто-то говорил, что команда абсолютно ничего не может – мы своим выступлением доказали, что у нас не все плохо. Вот в чем ответ критикам.

«Конечно, это серебро не с золотым отливом. Если вы ему не радовались, то для меня это был большой успех»

— Доводилось слышать и читать, что вас не уважают в команде и регионе. Публично об этом сказал, например, Александр Тихонов.

– Александр Иванович зачастую несет бред. Он очередной раз показал свою некомпетентность. Я лучше отвечу на ваши вопросы по этой теме.

— У вас в сборной со всеми ровные, нормальные отношения?

– В целом, да. Спросите у любого. Бывают рабочие дискуссии, но как с тренерами, так и с другими специалистами есть взаимопонимание и уважение. Могу по фамилиям: с Лопуховым – прекрасные, с Коноваловым – прекрасные, хорошие – с Ланцовым, с Ворониным, с Марколини. С сервисом в целом, с докторами, с массажистами – все замечательно. Со всеми парнями общаемся, поддерживаем Шипулина, Малышко, Логинова. Это не плотное общение, но проблем точно нет. Про девочек и Вольфганга – даже говорить не о чем. Я, честно, не знаю, о ком может идти речь.

Если кого-то интересует Красноярск. Есть хоккейный клуб «Енисей» – спросите у ребят, уважают они Ростовцева или нет? Спросите у глав муниципальных образований. Выглядит, что я оправдываюсь – да нет. Мне просто смешно, что кто-то позволяет себе такие оценки, не зная ситуации.

***

— Перед сезоном вы говорили о нехватке психологической устойчивости у девушек. Как решалась проблема?

– Работали. Например, в июле у нашей группы был совместный сбор с мужской командой во Франции. Договорились с Лопуховым и Коноваловым провести совместную стрелковую тренировку. Главная задача – создать психологическое давление. Создали атмосферу повышенного ажиотажа, чтобы проверить, как команда работает в условиях стресса.

Выбрали формат дуэльной стрельбы, несколько тестов: один на один, команда на команду. Лежка-стойка-лежка-стойка. Много раз проводили это на своих тренировках, знаем планку хорошего результата: 1:20-1:30, и максимум один штраф.

То же самое упражнение, но с участием ребят. У меня есть видео – там видно, как у одной спортсменки ноги трясутся. Она не может стрелять стоя, не может равномерно распределить вес тела, дергается нога. И Коновалов мне потом говорит: слушай, а у нас некоторые вообще рассыпались. Хотя это элементарное упражнение.

— Интересно.

– Таких тренировок не должно быть много, но они должны периодически проводиться. Микроэстафетки, когда с кем-то соревнуешься именно на рубеже, разные мотивационные упражнения – чтобы создать дополнительное психологическое напряжение. Плюс у нас появились психологи – с ними велась индивидуальная работа.

— Лопухов, например, принципиально против психологов. А вы?

– А я принципиально за. А форма их работы – надо обсуждать. Не факт, что они должны быть постоянно с командой.

«Я считаю, что в Сочи мы справились с нервами на рубеже»

Я считаю, что в Сочи мы справились с нервами на рубеже. Настраивали девочек на эстафету кратко, чтобы не нагнетать. Я сказал: все устали, сейчас нет команды, где вся четверка в суперформе. Надо найти резервы во всех своих клеточках и сохранить концентрацию в те 30 секунд, которые вы проводите на рубеже. Каждое ваше действие должно быть под вашим контролем, осмысленным, акцент – на правильном техническом исполнении, происходящее вокруг – неважно.

Сейчас многие говорят: да чего там, в эстафете две команды соревновались. А почему остальные-то не соревновались? Не нашли резервы, а мы на зубах вытащили.

***

— И теперь обо всех понемногу. Вилухина ушла от вас к Королькевичу и сделала шаг вперед, в том числе в стрельбе.

– Опять – про функционалку не могу говорить. Про стрельбу: сегодня у нее другая винтовка. В прошлом году обсуждали это не один раз. Оля, надо менять винтовку, твоя старая исчерпала ресурс, это видно на тестированиях. Пал Саныч, да-да-да, но тут такой хороший затвор, то, се. В конце прошлого сезона наконец-то заменила – уверен, большая часть прироста во многом из-за этого. Конечно, помогла новая работа, я за Ольгу только рад.

— Она сама говорила, что ей с Королькевичем работается комфортнее. У вас нет мыслей, что, возможно, вы сами что-то делаете не  так?

– Нет, конечно. Есть личная совместимость – Королькевич для нее более комфортен. Я ничего криминального не вижу – рад, что она нашла своего  тренера.

— Глазырина. Две истерики, ни одного достойного результата, отстранение от команды.

– Жалко, что у Кати не получился сезон. Потенциал у нее огромный, но помешали две вещи. Она чересчур сильно хотела добиться результата. Было  сверхжелание.

Второе. У Кати есть только черное и белое, серого цвета нет. Когда тренировка шла не супер – она это расценивала как крах. Из-за этого начинала шарахаться – на уровне, близком, как вы сказали, к истерике.

— Дадите пример?

– Телевизионный тест в Сочи. Она бежит контрольный масс-старт. Пристреливается –10 выстрелов сходу – в одну точку. Просто идеально, 100 очков. Я ей подарил мишень: вот так ты умеешь стрелять. Что это означает? Оружие подогнано, патроны летят, винтовка работает, изготовка правильная. Проходит гонку без штрафа. Никаких проблем.

— Как все испортилось?

– Через день приходим на тренаж. Я засек специально: за 6 минут Катя 10 раз изменила изготовку путем подгонки оружия. Подвинула щеку, укоротила ремень, вернула назад еще, еще, еще. Катя, остановись! Что ты делаешь? Нет, мне неудобно. Ну, если неудобно – измени что-то и побудь с этим изменением хотя бы два дня. За 30 секунд ты все равно ничего не поймешь. И вот опять на грани истеричности: у меня все плохо.

— Что за ситуация вокруг ее невключения в олимпийскую эстафету?

– За двое суток собрали команду. Назвали предварительный состав, Глазырина там была. Сказали, что, возможно, внесем изменения. Потом прошла официальная тренировка, в наше распоряжение поступила другая рабочая информация.

Приняли решение заменить Глазырину на Шумилову – тренеры в этом вопросе были единогласны. Для любого спортсмена это было бы тяжело.

— Когда Глазырину отстраняли от команды – вы с Пихлером не пытались ее отстоять?

– Со мной не советовались. С Вольфгангом, думаю, тоже. Поставили перед фактом.

«Первый этап – особенный, во всех отношениях. И Свете на тот момент его лучше было не бежать»

— Слепцова. Второй подряд сезон, которого фактически не было. И все закончилось в Анси. Для чего ее поставили на первый этап в  эстафете?

– В Анси мы планировали посмотреть ближайший резерв. Наше предложение с Вольфгангом на эстафету: Романова-Слепцова-Шумилова-Назарова.

Селифонов и Королькевич ответили, что Назарова не побежит. Хорошо, предложили другой вариант – Романова-Слепцова-Шумилова-Вилухина, говорю с расстановкой по этапам. Нам надо было посмотреть, как выглядят спортсменки на конкретных этапах в эстафете.

Потом пришел Майгуров – руководство решило: Слепцова-Глазырина-Шумилова-Вилухина. Ну… Не всегда слово тренера последнее.

— Все понятно. Но многое ли это меняло в отношении Слепцовой? Ее неготовность проявилась бы не на первом этапе, а на втором.

– Не согласен. Первый этап – особенный, во всех отношениях. И Свете на тот момент его лучше было не бежать.

— Вас не удивило интервью Слепцовой, где она назвала работу с вами и Пихлером большой ошибкой?

– Нет, человек имеет право оценивать свои действия. Часто сталкивался с тем, что люди меняют точку зрения под влиянием других факторов.

— Вы готовы признать, что плохо ее подготовили?

– Могу сказать, что Света выполнила процентов 80% от того объема, который выполнили Шумилова и Романова. Она недотренировалась. Май-июнь нормально шла, потом начала уходить от нагрузок. Она тренировалась недостаточно напряженно, чтобы быть в олимпийской шестерке.

— Зайцева. Пожалуй, что сделан шаг назад, нет побед, плюс лучшие выступления случились сразу после Олимпиады.

– Это мое главное разочарование – на Олимпиаде Оля была не в той форме, которая позволила бы ей взять медали. Это отразилось и на обеих эстафетах. Две причины: 1) она болела с середины декабря по середину января, 2) ситуация в семье очень сильно потрепала нервы. Мать есть  мать.

— В чем выражался второй пункт?

– Каждый день она переживала, часто была мыслями где-то далеко. Сотни сообщений в день. Я ей говорю: Оль, ты обнули счетчик смс и звонков на телефоне и проверь, сколько в день отправляешь и звонишь, – ужаснешься. Она мне: это не смс, это WhatsApp – я не могу посчитать.

И многие девочки так: на собраниях, за едой – долбят, долбят, долбят. Начинаем собрание: девочки, давайте телефоны в сторону, послушаем  внимательно.

«Все заметили, что у Зайцевой ухудшилась стрельба. Но не многие знают, что она поменяла ложе в ноябре без явных на то причин»

Это мелочи, но из них и складывается результат. Все заметили, что у Зайцевой ухудшилась стрельба. Но не многие знают, что она поменяла ложе в ноябре без явных на то причин. Прямо перед сезоном. Я был против, просил и ее, и Оксану Рочеву этого не делать. Пал Саныч, новое точно такое же! Оль, да оно не может быть точно таким же! Ну вот, поменяли,  привыкали…

— Насколько показательны мартовские гонки в плане будущего Зайцевой?

– Показательны в том, что это лидер команды. Она полезна российскому биатлону. Такой человек нужен в коллективе – плохому не научит, зато даст хороший пример. Но я ставлю под сомнение, что она может дожить как спортсменка до Пхенчхана.

Я хочу сказать про Шумилову и Романову. Я очень рад за них, благодарен за трудолюбие, веру и выдержку. Они стали призерами Игр – наверно, высшие силы отблагодарили их за то, что они такие целеустремленные. Хотя они – такие же спортсменки, как и большинство. Но если много и напряженно тренироваться, верить в себя, в свои силы и возможности – можно достигнуть многого.

***

— Этот сезон запомнится еще и отсутствием личных побед женской команды.

– Это, конечно, тяготит. Наверно, нас лишат и единственной эстафетной. Я не могу быть удовлетворен сезоном, но и назвать его провальным – тоже не могу. За три года в целом мне хотелось достичь  большего.

Если бы мы выиграли сочинскую эстафету, я бы сказал: мы выполнили поставленную цель. А так – нет.

Автор: Вячеслав Самбур
Фото: РИА Новости/Евгений Тумашов/СБР, Александр Вильф, Антон Денисов

sports.ru