Оля! как всегда. Это даже и не "послесезонное"...
Лика присоединяется

Сольвейг, замечательное стихотворение!
И очень точное по эмоциям

Небиатлонное. Просто так...

Стылый ветер, вороний грай
И дождя ледяная плеть.
С каждой милей все ближе край,
С каждым взмахом – больней лететь.

Сколько раз не пересеклись,
Сколько раз не сомкнулся круг…
...В разных стаях, кто вниз, кто ввысь,
Кто на север, а кто – на юг.

Не распутать клубок дорог,
Кто где будет – не угадать.
Научи меня, птичий бог,
Никогда никого не ждать.

Притворяться, что не болит,
Что не все сожжено дотла,
Или просто – молчать навзрыд,
Разминувшись на полкрыла.

Сольвейг, Оля... Такие стихи!
Большой палец сюда не подойдёт! Улыбочки - тоже.
Просто - очень хорошие стихи!

Сольвейг, потрясающее стихотворение! Меня просто до слез проняло...

Сольвейг, мне очень понравилось.

Сольвейг, очень сильно!

Сольвейг, какой Вы замечательный поэт, восхищаюсь!!!

Да, точно! Я стихи утаскиваю в отдельное место, перечитываю..

Спасибо! Даже неловко...
Я, скорее, графоман, которому просто повезло (или - не повезло?.. ) с вдохновляющим персонажем...

Повезло! И тебе и всем нам
И для графомана ты слишком хорошо и душевно пишешь!

Прошу прощения, но опять какая-то прозаическая хрень написалась. Мне нельзя давать ноут в самолетах... Короче, вот это вот - с перелетов Москва - Осло - Москва - Осло - Тронхейм - Осло - Москва - Тюмень - Москва...

Тень крыла

- Если что, ты всегда можешь вернуться.
За окном шел на посадку самолет. Все-таки это красиво - офис в аэропорту, с видом на летное поле.
- Черт, Калинина! - вспылил вдруг начальник. Бывший начальник. - У нас, между прочим, не принято брать людей на работу второй раз. Хотя почти все ушедшие потом просятся. И ты - первый сотрудник за десять лет, кого я готов без колебаний взять обратно! А ты пялишься в окно.
- Спасибо. Отдайте мне, пожалуйста, трудовую.
Самолет за окном коснулся полосы и покатился, тень от крыла заскользила по земле, словно перечеркивая что-то.
- Да черт с тобой, держи! - трудовая книжка полетела на стол.
- Спасибо.
- Нина, точно все в порядке? Может, просто отпуск нужен? Или там… премия?
- Все в порядке, спасибо. Просто хочу сменить работу. Я могу идти?
- Да катись ты! - рыкнул он в ответ, но тут же добавил, - ты меня поняла?
- Поняла. Я правда очень это ценю. Счастливо!
Добытая трудовая книжка отправилась в сумку, к паспорту и кошельку.
Если бы в начале марта кто-нибудь сказал ей, что в последний день месяца она выйдет из офиса с трудовой книжкой в руках, уволившись по собственному желанию, - Нина покрутила бы пальцем у виска. Тогда, в начале марта, она удивлялась ранней весне - и весело шла с работы домой, радуясь пятничному вечеру и стараясь не поскользнуться на своих неизменных высоких каблуках, потому что все уже таяло, и дорога была не дорога, а сплошной каток.
- Ай, молодая-красивая, дай погадаю, всю правду скажу, - окликнула ее у метро горластая цыганка со стаканчиком мелочи в руке.
- Не, спасибо, не надо.
Нина весело улыбнулась в ответ, как обычно, и чуть ускорила шаг, чтобы побыстрее пройти мимо стайки цыганских детей, - но гадалка вдруг замерла, а потом решительно взяла ее за руку, и Нина отчего-то не посмела вырваться.
- Ну-ка стой, девочка.
- Денег у меня с собой нет, - отрезала Нина.
- Денег я сама кому хошь могу дать, - беззлобно отозвалась цыганка. - Стой, девочка, дай руку.
Нина с усмешкой протянула ладонь.
- Ну, рассказывайте.
- Думаешь, врать буду? - отозвалась цыганка. - Дурочка. Ты сама с собой для начала разберись… чего ты ищешь-то? Мужчины липнут, а любишь ты все равно одного, другого, кого сама же и отпустила по дурости, так? Давно любишь, - цыганка глянула на руку, - треть жизни, да?
- Да, - вдруг серьезно согласилась Нина.
Десять лет из двадцати девяти - это и правда почти треть.
- Что ж вы так, - покачала головой цыганка, - вот же, шли же вместе пути… Ладно, не рассказывай, все бывает, что уж теперь. Пути у вас теперь разные и жизнь - разная. А вот смерть…
- Что? - встрепенулась девушка.
- Смерть у вас… да тут сам черт ногу сломит, - цыганка посмотрела на нее, потом почти приказала, - покажи-ка вторую руку. О как!
- Да что там такое? - не выдержала Нина.
- Смерть кому-то из вас приготовлена внезапная, но быстрая.
- О господи, - выдохнула девушка. - Какая?
- Авиакатастрофа, - спокойно отозвалась цыганка. - Ну то есть я могу, конечно, рассказать про нежданный удар, про небо высокое и беду в дальней дороге, но, по большому счету, вариант тут только один, и я его четко вижу.
- Понятно. Кому?
- А вот этого-то, девочка, я и не вижу. И никто не увидит, раз я не вижу. Кому-то из вас двоих. Одному. Так бывает, - ответила она на недоуменный взгляд Нины, - так иногда бывает, судьба путается, да вы же ее сами и спутали - шли ваши дороги вместе, какого черта вам надо было расходиться? А теперь и не поймешь, чья она из вас, смерть-то.
- И что мне теперь делать? - тихо прошептала Нина. Самой себе, не гадалке, но вслух.
- Что-что, дурочка. На самолетах не летай. Машин, поездов, пароходов можешь не бояться, - гадалка еще раз скользнула взглядом по ее лицу, потом по обеим ладоням. - Я б тебе сказала, вам обоим бы сказала, что не надо никогда спорить с судьбой, но теперь уже поздно. Теперь тебе осталось только от этой судьбы уворачиваться. Авось и увернешься.
- Спасибо.
- Не благодари, дурочка. И в сумку свою не лезь, нет у тебя денег, только на маршрутку до конца месяца да на набойки новые.
Нина не нашлась, что ответить.

Она успела поймать кофе в тот самый момент, когда темная пена уже готова была хлынуть из турки на свежевымытую плиту. Она вообще всегда и везде успевала. Сейчас тоже надо успеть - вариантов нет.
Собраться на работу - двадцать минут. Маршрутка еле тащилась по напрочь забитому Ленинградскому шоссе, пассажиры начинали нервничать, Нина не дергалась - она ездила издалека, и поэтому всегда выбиралась на работу с хорошим запасом по времени. И в пробке можно было просто смотреть в окно и думать.
Одна случайная цыганка у метро - это ничего не значит. Почти ничего.
Три разных гадалки, в разных концах города, - это уже почти наверняка.
Поверишь тут во что угодно, когда три совершенно разных гадалки разными словами говорят тебе одно и то же.
Она потеряла целых два дня времени. Точнее, она потратила два выходных, чтобы убедиться.
Маршрутка, выбравшись из пробки, протиснулась к Международному шоссе. Нина вынула из кармана мобильный телефон, нашла там полученное несколько лет назад сообщение, которое почему-то хранила до сих пор. Единственное за десять лет, вообще единственное, - после взрыва в московском метро. «Нина, добрый день! Надеюсь, с тобой все в порядке?». Холодная, сдержанная, спокойная смс-ка. Не заполошное «Нинка, чучело, ты цела?!.», как он мог бы написать, если бы…
Так, стоп, никаких «если бы».
И, да, она наконец-то теперь точно решила, что надо делать.
В рабочей почте за выходные скопился настоящий бардак. Как всегда.
«Нина, привет, наш Мюнхен можно выписывать, деньги у меня…»
«Уважаемая Нина Николаевна, просим Вас рассмотреть возможность предоставления блока мест по маршруту…»
«Ниночка, спасайте! Я прощелкала тайм-лимит на наши билеты! Они теперь что, слетели, да, совсем?!.»
Скайп, как ни странно, с утра молчал. Рано еще, начало десятого, еще не все пришли на работу. Нина быстро кликнула по нужному имени, набрала в окошке сообщение. Хорошо, что у нее много знакомых в этой отрасли. Она на мгновение задержала руку над клавишей, прежде чем отправить текст.
- Стас, привет! Ты уже с утра на месте? Есть минутка?
Скайп замигал в ответ.
- Для тебя, богиня, всегда есть!
- Я с дурацким вопросом, ты ж все про это знаешь.
- Про это - точно все!
- Да тьфу на тебя! - Нина собралась с духом и быстро отколотила: - Короче, у меня знакомая. Хочет стать стюардессой, вот пробило ее, хочет и все. Подскажешь, куда ей, что ей? Есть ли вообще шансы?
- Девочка-то хорошая?
- Девочка-то ничего, только возраст там - под тридцать уже. Ей не светит?
- Почему, нормально. Если девочка нормальная.
- Да вроде ничего, - быстро повторила Нина.
- Английский хоть есть?
- И немецкий тоже.
- Сейчас как раз у «Аэрофлота» набор, пусть попробует.
- Попробует. Только она вообще-то на бизнес-авиацию нацелилась. Не хочет на большие самолеты с кучей пассажиров.
- Скромная у тебя девочка.
- Угу, не отнять. Но и в «Аэрофлот» она рыпнется, для начала-то.
- Контакты прислать, чтоб ты не искала?
- Ага, спасибо. А по времени примерно сколько будет это все?
- Что все?
- Ну я не знаю, что там у них - курсы, а наверное, медкомиссия потом? Короче, когда она полетит?
- Ну ты прям так сразу… Месяца три - это как минимум. И то, если у нее все везде с ходу сложится.
- Ага, спасибо, - повторила Нина и быстро добавила: - У этой - сложится.
Три месяца… Она отвернулась от рабочего компьютера, щелкнула кнопкой чайника. Три месяца. И она даже не знает, где он сейчас работает, что с ним, связана ли его работа с разъездами и перелетами.
У нее, конечно, есть немного денег, она копила на отпуск. Хватит на билет. Даже и на два.
Но не на три месяца полетов.
Открыв чистый лист, Нина быстро стала набирать резюме.

* * *

На мгновение у нее замерло сердце. Тот же рост, чуть ниже среднего, та же тонкая фигура, осанка, те же светло-русые волосы. Мужчина с места 16F повернулся, закидывая сумку наверх, и Нина выдохнула. Нет. Конечно, нет. Как она вообще могла ошибиться?
Ее постоянный кошмар — что он вдруг окажется на ее рейсе — снова прошел стороной. Или — отступил на время.
Они не виделись, наверное, лет восемь. Нет, побольше. Но Нина бы узнала.
А то, пассажир на первый взгляд показался похожим, - так мало ли в этом мире невысоких, худощавых и русоволосых.

Он уткнулся в монитор, почти не замечая ничего рядом, - пассажиры вокруг только-только рассаживались, до взлета еще есть время, он успеет немного поработать, пока не попросят выключить компьютер.
- Sorry, switch off your notebook, please.
- Вера?! – выдохнул он, перебивая стюардессу, но тут же осекся. – I’m sorry…
- Ничего, - она перешла на русский. – Пожалуйста, выключите ноутбук, мы готовимся к взлету.
- Хорошо.
Неужели она? Нет, быть не может, не она, конечно. Просто слишком, слишком похожа, - тонкий нос, высокие скулы, вьющиеся смоляные пряди и брови вразлет.
Он мог, давно уже научился, подолгу о ней не думать. Неделями. Да что там неделями – месяцами. Пока случайно что-то не напоминало – похожий силуэт в толпе, или чей-то легкий и светлый голос, или вот, как сейчас, - эта стюардесса. Могла ли у Веры быть сестра примерно одних с ней лет? Да нет, он бы знал.
Лучше бы тогда, в детстве, его сразу выгнали с хора. Но Петр Николаевич - пожилой школьный учитель музыки - разрешил ему остаться и ходить дальше, - только раз, подойдя к нему, неслышно для других произнес:
- Ты, Витя, не пой… ты просто рот раскрывай, но не пой, договорились?
И Витя не пел – но ходил на все занятия, и раскрывал рот, и смотрел на Веру.
А потом, ко Дню Победы, они разучивали на хоре песню про бухенвальдский набат. И тогда Петр Николаевич рассказал им о том, о чем почему-то никогда не рассказывала учительница истории, - о концлагерях, о газовых камерах и страшных печах.
С того дня Вера стала ему представляться в огне – словно только он один и мог уберечь. А его дошкольная малышовая мечта стать пожарным вдруг проснулась снова – и он уже точно знал, что да, вырастет и станет.
Пожарным Виктор так и не стал. А с Верой не виделся с выпускного, да и на выпускном они не сказали друг другу почти ни слова – он напропалую приглашал танцевать всех других девчонок из класса, и не подходил к ней, назло, специально, чтобы не воображала, - и тогда Вера сама пригласила его на вальс, но не сказала ничего, только заглядывала в глаза. А потом – не виделись, не получилось. Всем другим, всем кому угодно, кому она была не нужна, - им она постоянно попадалась навстречу: кто-то наталкивался на нее на автобусной остановке, в магазине, на почте, кто-то случайно подвозил до города, кто-то вообще встретил ее в отпуске на далеком пляже, - и только Виктору она не встретилась ни разу. Так все и забылось – и сама Вера, и его странные детские кошмары, в которых ее охватывало пламя. На редких встречах одноклассников она ни разу не появилась – Виктор лишь слышал краем уха, что Вера, как и мечтала, поступила в сельхозакадемию в Москве. Ну да, ну да, она всегда любила возиться со всякой рассадой, у нее всегда у первой зацветали крокусы и примула возле крыльца, и смородиновые кусты за ее калиткой казались гуще и наряднее, чем у остальных.
Он застегнул чехол ноутбука, но убирать в сумку не стал – лететь долго, и, когда наберут высоту, все равно снова доставать и включать. Стюардесса, та самая, с бровями вразлет и мягкими черными локонами, стоя в проходе, рассказывала про спасательный жилет, лампочку и свисток. Несколько раз она словно полоснула Виктора взглядом.
Он не мог ее просто так отпустить.

* * *

В маршрутку от аэропорта до метро было не вбиться – Нина уже пропустила две. Час пик, много только что прилетевших рейсов.
- Нина?
Кто-то ее окликнул – она от неожиданности чуть не выпустила ручку своей дорожной сумки. Обернулась на голос, вздрогнула, не веря своим глазам.
- Степка?!. Ой… простите, пожалуйста, - Нина прикусила язык, узнав пассажира, что летел несколько дней назад на ее рейсе.
- Это вы меня простите, - улыбнулся он. – Вы меня, конечно, не помните, я летел у вас в самолете в пятницу, из Мюнхена…
- Помню, - вдруг призналась она.
- Да?..
- Да.
- Я должен был вас найти. Вы… вы в город сейчас?
Нина молча кивнула.
- Я могу вас подвезти.
- Спасибо, - согласилась она. – Вы только хоть скажите, как вас зовут?
- Виктор.
Нина не отозвалась – просто молча направилась за ним следом. Как ее сумка оказалась в руках у Виктора, она даже не поняла. Она старалась не смотреть на него – так, со спины, он был еще больше похож – быстрая легкая походка, четкие движения…
Виктор звякнул ключами, стоявшая на забитой парковке «мазда» подмигнула в ответ. Когда машина тронулась, Нина заметила висевшую под лобовым стеклом фигурку – двух разноцветных рыбок, словно сплетенных в кольцо.
- Я по гороскопу Рыбы, - сказал Виктор, перехватив взгляд Нины.
- Как, и вы?.. – почти вскрикнула она.
- А кто еще? – спокойно отозвался он, выруливая со стоянки.
- Да так, - растерялась Нина. – Знакомый.
- А-а. Куда ехать?
- Не повезло вам со мной – на другой край Москвы, в Бирюлево.
- Бирюлево так Бирюлево. А повезло или нет – посмотрим.

* * *

Так, в полутьме, в салоне машины, она была еще больше похожа на Веру. Только руки совсем другие – у Веры, которая вечно копалась в земле, занималась с рассадой, рыхлила-поливала, - у нее всегда были коротко, под корень, подрезанные ногти, без всякого лака. А у этой девушки… как же ее, Нина да, Нина, - неброский, но очень аккуратный маникюр.
«Мазда» проталкивалась сквозь вечерние московские пробки, Виктор молчал, Нина тоже. Она не стала ни о чем расспрашивать – похоже, просто приняла как факт, что ее искал, и нашел, и встретил с самолета кто-то совершенно незнакомый. С такой-то внешностью, наверное, давно привыкла. Он молча вел машину, Нина ничего не говорила, но от этого молчания не было никакой неловкости. Только у самой развязки на Бирюлево Виктор обернулся к девушке:
- Куда сейчас?
- Липецкая улица. Знаете?
- Нет.
- Налево и прямо. Здесь уже совсем рядом. Вон за той остановкой – направо, вот куда маршрутка свернула. Вот тот длинный дом, да. Спасибо, - Нина покосилась на него и осторожно улыбнулась, словно приглашая.
В лифте он снова вдруг подумал про Веру, но как-то совсем вскользь, даже уже не удивляясь тому, как Нина на нее похожа. Дурацкая школьная история, детские кошмары, в которых ему виделись Вера и огонь, и странная мысль, что только он каким-то непонятным образом может ее сберечь, - все это оказалось сейчас смешным и таким глупым, что ему даже стало стыдно, хотя никто и никогда не знал про эти его детские измышления.
Лифт с лязгом остановился, двери разъехались, Нина полезла в сумку за ключами.

* * *

Сна не было ни в одном глазу, да и ладно бы – все равно ни завтра, ни послезавтра у нее нет рейса.
Нина тихонько, чтобы не разбудить Виктора, потянулась подоконнику, нащупала телефон. Хорошо, что у нее отключен звук клавиатуры, и что глянуть, который час, можно совсем-совсем неслышно. Без двадцати четыре. Нина повертела в руке телефон. Экранчик угас, она снова его подсветила, нашла старое сообщение – одно-единственное за десять лет, да и то написанное наверняка из вежливости – и, чуть помедлив, удалила. Так же осторожно, почти не дыша, Нина вернула телефон на место, зарылась в одеяло – и сама не заметила, как уснула.

Она проснулась позже обычного, хотя всегда была ранним жаворонком. Вздрогнула – на кухне кто-то был! – но тут же, вспомнив, улыбнулась, потом выбралась из-под одеяла и вышла на кухню – без всякой неловкости первого совместного утра. Так, словно уже давным-давно вместе.
На кухне пахло чуть пригоревшими тостами, полуслышно бубнил маленький телевизор.
- Доброе утро.
- Привет, - Виктор, карауливший у плиты турку, обернулся через плечо. – Ты что по утрам пьешь – чай или кофе?
Нина опустилась на табуретку, кивнула в сторону телевизора:
- Что-то интересное?
- Да ну, одни происшествия, - он скривился. – В Москве налет на ювелирный магазин, пострадали охранники. В области легкомоторный самолет рухнул на дачный участок, был пожар, погиб пилот и работавшая в теплице девушка. В Питере…
- Да черт бы с Питером, - отмахнулась Нина. – Я тогда выключу, а?
- Ага. Так чай или кофе?
- Кофе, - отозвалась Нина. Она посмотрела за окно – почему-то ей вспомнилась прежняя работа, офис с видом на летное поле, скользящий по земле самолет и перечеркивающая все тень крыла. – И да, кстати, турку теперь надо будет новую купить. Большую.

Сольвейг, замечательно!
В очередной раз поражаюсь, как у тебя получается так писать, что читаешь на одном дыхании и оторваться нельзя!

Сольвейг, давно не заходила в курилку и вот случайно заглянула. А тут ТАКОЙ шедевр!!! Очень захватила история! Спасибо!

Снова в бой, снова путь неведом.
Ветер встречный. Дорога ждет.
Ты умеешь идти вперед.
Я умею бросаться следом.

Чистый лист. Зачеркнуть потери,
Спрятать шрамы от старых ран.
Ты умеешь шагнуть за грань.
Я умею за гранью верить.

От падения - до полета.
Нервы-струны - звенят, лишь тронь.
Ты умеешь дарить огонь.
Я умею гореть.
Всего-то.

Сольвейг, Оля, это - очень здорово!

Оля, просто замечательное стихотворение!

Предсезонный набор слов. Адресат неизменен...

Ветра рваного мотив,
Образ твой - клинок, обрыв,
Грань, черта, полёт погонь.
Край - обрежешься, лишь тронь.

И пока ты там, в пути,
Мне глаза не отвести.
Летом - ждать. Зимой - без сна.
Край, за краем - глубина.

Вдаль, вперёд, в который раз, -
Только бы огонь не гас.
Первый акт, стена, ружьё.
Край мой, лезвие моё...

Сольвейг, о, Оль, в последний нормальный выходной перед трешем на работе и учебой детей я забрела и сюда. Про стихи я тебе уже все сказала, что хотела, а вот про рассказ.... Неожиданно и очень здорово! Спасибо, скрасила мой вечер!)

Небиатлонное. А хотя...
Но, скорее, это на тему дорожных заметок. Я тут набрела в Бергене на Hekse Steinen - памятник ведьмам (кому интересно - погуглите на тему инквизиции в Норвегии. Ужаснётесь. Кому лень гуглить - скажу только, что на севере, например, вымирали целые деревни - потому что в них не оставалось женского населения...).
А в Бергене, хотя это ни разу не север, поставлена стела в память о невинно сожженных ведьмах - на том месте, где их и жгли. Ну и вот... навеяло...

…А придумают люди, что я вызывала шторм,
Что над морем седым развеивала отраву…
Я-то знаю, что дальше: свидетели, суд, костер, -
Мол, за мною давно по округе дурная слава.

А всего-то и было – с причала смотрела вслед,
Словно взглядом могла сберечь да укрыть немного,
Да крестила твой парус – чтоб дальше от всяких бед,
Да попутного ветра просила тебе в дорогу.

Оль... Даже не знаю как написать... Аж задохнулась...

Оля, просто потрясающе!!!
Приду вечером домой, буду читать про норвежки ведьм

Волчевойка,Lita, спасибо! От меня сегодня не так просто отделаться - пока я тут сижу в поезде, красивые виды временно закончились, туннели тоже закончились, так что доступ в интернет теперь не рвется, - так что интернет у меня под рукой есть, а делать мне нечего. Так что вот рассказ

Сольвейг, если стихотворение мне понравилось, то про рассказ даже слов подобрать не могу. Зацепил он меня. Всю дорогу до дома (часа полтора) сначала сидела читала, потом думала о куче всего, что он навеял...
Спасибо!!!

А мне надо распечатывать, не могу с экрана много текста..Завтра на работе сделаю бумажный вариант.

***

Когда опадает закат с небес
И тени, как лыжи, длинны,
По косогору скользит сквозь лес
Король Медвежьей долины.

По белым кручам взлетал он ловко,
И скарба с собою нёс
Совсем немного: мешок, верёвка,
Винтовка и пылесос.

Не всех к себе подпускал на выстрел...
Улыбка и грустный взгляд —
И дамы, словно за декабристом,
В метель и мороз летят.

Медали, глобусы, коромысла
Валились из рюкзака,
А он искал лишь немного смысла,
Запрятанного пока

В щели меж снегом и парафином
И в чёрном дупле ствола.
Лыжня петляла по седловинам
И вниз к городам вела.

Срывало ветром с дверей запоры,
Вдоль улиц стоял народ.
У всех он спрашивал: - Где мой город?
- Да вот же! - Да нет, не тот...

Кого-то лесом догонит скоро,
К кому-то придёт во сне...
И если знаете, где тот город -
Скажите ему и мне.

Кукша, очень симпатично, хотя и с сарказмом. И тем не менее.

Что значит "хотя"?
Стараемся. Давно начал, вот дописалось.

Понравилось!

Излияния одного влюбленного болельщика, вконец покоренного пасьютом в Поклюке

Похоже, ты лучшая гонщица в мире,
Тебе так не кажется, милая Мири?
О, как неизменно манят -
Твоя чуть беззубая полуулыбка,
Твоя, как обычно, на стойке ошибка,
И как превосходство соперницы зыбко,
И твой позитивный заряд!

Тебе не годится в подметки и Кайса,
Ты только раздумьями не увлекайся,
А вихрем по трассе лети!
А что? Все одно - промахнешься на стойке
Как будто хлебнув ежевичной настойки,
Но нервы твои удивительно стойки
Для промахов этих пяти!

Надежды мои бесконечно серьёзны,
Ах, Гёсснер, моя златовласая Гёсснер!
Я верю в тебя, как в мечту.
Лети же по трассе, шальная тростинка
Быстрее чем пуля, чем телекартинка!
Пусть памятна многим другая блондинка –
Возьмешь ты её высоту!

Astaldo, клево
Хорошо, что опять стихотворная тема оживает

Astaldo, здорово!

Astaldo,
хорошо! раньше раздумывала, болеть ли за Мири, теперь точно буду! спасибо

Astaldo, можно я утащу в народ? С сохранением авторства, конечно

Сольвейг, ага! Я уже третий раз в этом сезоне начинаю, но все какая-то фигня получается . Сейчас все наберут форму и пойдет, как тогда про Шипулина

Lita, спасибо!

Kobra, я сам не то чтобы за нее прямо болею, но уж больно пасьют шикарный вышел, трудно было удержаться

Alemo, конечно можно.

от нас с Асти бред на тему современного интернет-фольклора:

I.

Пик формы попадет на лето –
Спасибо Пихлеру за это.

Не бегает, а плачет Света –
Спасибо Пихлеру за это.

Ползет со старта эстафета –
Спасибо Пихлеру за это.

II.

Как будто увидев свистящих раков,
Он в горочку ту – фигак.
И если один скажет «Яков»,
Пара тысяч ответят «Фак».

Вслед за Андреа мы подтвердим:
Красив, как Санкт-Петербург.
И если один скажет: «Тим»,
Пара сотен ответят: «Бурк».

Пока он еще не старый,
Решил сразу взять свое.
И если один скажет: «Тарьей»,
Миллионы ответят «Бё».


Троллинг в межгоночный период приветствуется

Эх нет у меня способностей к рифмованию так хоть почитаю ваши произведения)))
Очень понравились и стихи и фольклор...

Последняя стойка, растерянный тренер:
Еще незадолго выигрывал Женя,
И екало сердце у телеэкрана,
И губы в улыбке. Увы! слишком рано.
Погода коварна и мышечный тремор,
И что-то такое предчувствовал тренер.
И екнуло,только не так,как хотели 
Соперники, это почуяв,летели.
Труднее бороться, труднее не бросить
И видеть как лыжи другого уносят
К победе и все же стремиться, стремиться,
Не падать подстреленной раненой птицей.
"Таков биатлон", - говорят по привычке.
И это и горько, и это отлично.
Болельщики верят, волнуются только,
Когда наступает последняя стойка.

Настя, Асти, понравилось!

Ну и от меня веселенькое, псведонебиатлонное

Перед рассветом кажется – не помочь.
В омут попал – не выбраться с глубины.
Перед рассветом так непроглядна ночь,
Перед рассветом больней и тревожней сны.

Перед рассветом сумрак сожмет кольцо -
Зарева в небе нет, и надежды нет.
Высушить слезы – ветром тугим в лицо.
Вытереть кровь, стиснуть зубы.
И ждать рассвет.

Супер стихи у всех. Anastassie, можно в подпись взять две посление строчки?

SvetlankaSP,
Конечно

Потянуло старушку на лирику кхе-кхе

Это тонкая, знаешь, грань - 
От случайности к неизбежности.
Неизбежно стремиться вдаль,
Где не будет ничто по-прежнему,
Не оглядываться назад:
Рубикон перейден, не правда ли?
Я хочу тебе что сказать:
Перешедши, иные падали.
На иных не смотреть - идти
За своею звездой зовущею,
Зная, что не конец пути,
А дорога нужна идущему.
Будет ветра свободней бег,
И нальются плодами завязи - 
Все хочу обещать тебе...
Но молчу и боюсь: не сглазить бы.

Anastassie, ну ты ж сама всё знаешь, да?..

Anastassie, грустно, но очень

Lita,

не, это не грустное, это про начало

Сольвейг,
кто, я?

Anastassie,замечательно.

Бьорндален, Фишер, Пуаре
Втроем бегут на финиш…
Как жаль, но больше никогда
Такого не увидишь…

Зато увидишь, как бегут
На финиш Бё с Фуркадом!
К ним третьим немца – alles gut –
Какого-нибудь надо.

Но вместо немца, вот так-так!
За парочкой вприпрыжку
Устюгов, Волков, Свендсен, Фак,
Гараничев, Малышко,

Какой-то чех, какой-то швед
И некто в майке чайна (!)
И тут же (Рафа, Свен, привет!)
Бессменный Уле Айнар .

Какой размах, какой разгон
Мы гонкою рисуем!
Да, современный биатлон
Весьма непредсказуем!

По больному бьете
А вообще - здорово!