Четыре года этих дней с надеждой ждали,
Пришли дожди и лужи - это факт...
Растеряно стоят на пьедестале
Немецкий Лох, и, уж простите, Фак...

Natali_and_Elena,

Astaldo,, я покорена Потрясающе, нет слов...

Очень!

Natali_and_Elena,

Идиотский вопрос - а нестихи (не рискну назвать прозой) сюда можно? Нашла свой же рассказ пятилетней давности, ввиду странного настроя руки чешутся его куда-нибудь выложить...

давай, чего ж нельзя- то))

Понимаю, что вопрос не ко мне. Но от моих 5 копеек: НУЖНО! И побыстрее. И побольше!
Глаза прям слезяться почитать что-нибудь ехидненькое...

Ну хорошо...
Чтобы не было ненужных параллелей: рассказу как минимум несколько лет, ни один из персонажей не имеет реальных прототипов, все изложенное - плод нездоровой фантазии перепившего кофе автора. И да, рассказ закончен.
И не бейте меня больно.

Черное-белое


Человек, устроившийся в кресле, совсем не выглядел застигнутым врасплох. Даже наоборот.
- Добрый вечер, - вежливо проговорил непрошеный посетитель, увидев, как открывается дверь гостиничного номера. – Хотя, герр Вальтер, не думаю, что этот вечер будет для вас добрым…
- Добрый вечер, - отозвался Дитмар.
От спокойной уверенности гостя ему стало немного не по себе. Он быстро взглянул на непрошеного визитера – неясный возраст от тридцати с лишним до почти сорока, старомодные очки, старательно замаскированная лысина… В руках – дешевая картонная папка, на которой приклеен сверху яркий липкий листочек-напоминалка.
«Дитмар Вальтер, тридцать два года, Австрия» – было от руки написано на этом листочке.
- Прочитали? – поинтересовался визитер. – Ну, не стойте в дверях. В конце концов, это же ваш номер – садитесь, - он кивнул в сторону второго кресла и ухмыльнулся, видя, как Дитмар без возражений устраивается напротив. – И приготовьтесь к долгому разговору… - посетитель поднялся и, бесцеремонно открыв маленький гостиничный холодильник, выловил бутылку минералки, которую тут же поставил на столик между креслами, заботливо пододвинув к Дитмару.
- Так в чем дело? – наконец поинтересовался Дитмар.
Он уже несколько раз успел удивиться своей реакции – неожиданному спокойствию, словно в постороннем человеке, который поздним вечером оказывается в твоем номере, нет ничего необычного.
- Сейчас объясню, – визитер раскрыл папку, - минутку…
Выловив из стопки один лист, он прищурился и, держа его подальше от глаз, на вытянутой руке, начал читать вслух тоном диктора, сообщающего плохие новости:
- Ну, например… Эльза Миллер, студентка Кельнского университета, но сама не немка, а родом из Инсбрука, девятнадцать лет… было. В прошлую субботу оступилась, спускаясь на высоких каблуках со скользкой мраморной лестницы… от медицинских подробностей я вас избавлю, умерла она практически сразу, - визитер перевернул страницу. – Ютта Штайер, домохозяйка из Вены, сорок два года. Между прочим, у нее остались двое детей, муж и огромная собака. Так вот, фрау Штайер умерла в декабре – врачебная ошибка во время простейшей, в общем-то, операции… А кстати, вашими соотечественницами дело не ограничивается… Вот… - он снова зашуршал страницами, отыскивая нужный листок, - Ирина Ракитина, Москва, двадцать семь лет… красивая, - отметил гость, взглянув, видимо, на фотографию. – Даже очень красивая… На скорости около ста тридцати километров в час – отказ рулевого управления у почти нового «Фольксвагена»…
Посетитель перевел дыхание, быстро взглянув на Дитмара.
- В основном – молодые женщины… хотя нет, вот – Герта Херманн, семидесяти восьми лет, из Зальцбурга. Инфаркт… хотя здесь, может быть, дело и не в том – старушка играла в тотализаторе и поставила на вас немалую сумму… Видимо, никак она не ждала, что вы, звезда австрийского биатлона, провалите ту гонку.
- Не понимаю, - отозвался наконец Дитмар. – И впервые слышу все эти имена.
- Ну еще бы, - визитер аккуратно сложил листки, потом, неторопливо подровняв края стопки, убрал бумаги в папку. – Но все эти дамы – ваши болельщицы, герр Вальтер. И все они умирали, когда вы в очередной раз промахивались.
- Бред, - отмахнулся было Дитмар. И тут же сам заметил, что голос прозвучал неуверенно. – Несколько случайных совпадений…
- Несколько? – визитер прищурился. – Из-за нескольких совпадений, герр Вальтер, мы бы не стали вас беспокоить. Но тут речь о строгой закономерности… мы изучили статистику за этот сезон… впрочем, вам об этом лучше не знать, - ухмыльнулся он. – Особенно показателен случай с некоей… - визитер замялся, роясь в документах, - Ирмой Штайн… Самый первый спринт этого сезона, помните? У вас на стойке не закрылась мишень, хотя вы попали… Фройлейн Штайн оказалась в клинике с сердечным приступом – немного странно для восемнадцатилетней девушки… Зато потом, когда после решения судей от вашего результата отняли лишние секунды, она пришла в себя, хотя до этого кардиологи считали ее состояние безнадежным…
Дитмар не отвечал. Неожиданно его затошнило – внезапно и так сильно, что ему пришлось резко подняться из кресла и сделать несколько шагов по комнате, словно успокаиваясь, чтобы тошнота отступила. Раньше, в юности, с ним это случалось от волнения. Но он был уверен, что все давно прошло.
- Давно… - глухим голосом начал он, - давно вы это… заметили?
- Хотите посчитать? – ухмыльнулся незваный гость. – Не советую, герр Вальтер. Потому и не скажу, чтобы не подталкивать вас к лишним размышлениям. Один промах – одна жизнь… но едва ли вам стоит заниматься подсчетами, они вас не обрадуют.
Вальтер снова опустился в кресло. Тошнота совсем прошла, гость молчал, в комнате – да и во всей гостинице, кажется – было необыкновенно тихо.
- Черт, - выругался после минутной паузы Дитмар. – Черт…
- Только не говорите, что никогда в жизни больше не выйдете на лыжню и не возьмете в руки винтовку, - ухмыльнулся посетитель.
- Именно так и сделаю.
- Увы, герр Вальтер, не выйдет. Вам придется соревноваться и дальше, как ни в чем не бывало.
- Силой вам меня все равно не заставить.
- И не подумаю, - посетитель снова принялся рыться в своей папке. – Однако вот расписочка… посмотрите, не знакома ли вам она?
Незнакомец вытянул из папки неровно оборванную половинку тетрадного листа.
- Что притихли, герр Вальтер? Ладно, тогда я прочитаю сам…
Он снова вытянул руку, держа записку подальше от глаз, и медленно прочел: «Дитмар Вальтер, с одной стороны, и уполномоченный представитель нашей организации – с другой стороны, заключили настоящее соглашение. В период последующих пятнадцати лет, начиная с даты заключения соглашения, господин Вальтер делает выдающуюся карьеру в выбранной сфере деятельности (спорт, биатлон), при этом получая косвенное содействие и посильную поддержку со стороны нашей организации. При этом наша организация гарантирует на протяжении данного срока безопасность как самого господина Вальтера, так и перечисленных далее лиц: Анни Вальтер (мать), Йохан Вальтер (отец), Соня Вальтер (старшая сестра), Лоранс Лаврилье (невеста). Также мы гарантируем господину Вальтеру завоевание мировой известности в рамках выбранной сферы деятельности и получение следующих наград: золотых медалей Олимпийских Игр – в количестве не менее трех штук, Кубков Мира – в количестве не менее трех, золотых медалей Чемпионатов Мира – в количестве не менее шести штук.
В качестве платы за вышеизложенное господин Вальтер принимает на себя обязательство после физической смерти предоставить свою душу в полную и безраздельную собственность нашей организации…» Ну и как положено – число, подпись кровью… ну и автограф у вас, герр Вальтер… лучше б уж просто крестик поставили… А расписочку-то, я вижу, вы припомнили…
- Да, - хмуро отозвался Дитмар.
- Так вот, видите ли… вы дату посмотрите – двенадцать лет назад. А в расписочке-то срок оговорен – пятнадцать лет. Так что еще три года – будьте любезны, отработайте. Раньше отказаться вы никак не можете – вспомните условия… на тех, кто перечислен в вашей охранной грамоте, ваш отказ скажется очень плохо… Вы же помните – приложение к соглашению, последний пункт… Да, и прекратите вы считать промахи, - вспылил посетитель, поняв, что Дитмар его почти не слушает. – Ну что вы все одинаковы!
- Все? – растерянно переспросил Вальтер.
- Ну да – все, кому мне приходилось сообщать подобные новости.
- А таких много?
- Да уж не вы один, - рассмеялся гость. – В вашем виде спорта таких трое – не считая вас. А вот в футболе, к примеру – гораздо больше. Правда, там смертность в основном приходится на болельщиков-мужчин…
- Еще трое? – оторопело переспросил Вальтер. – Кто?..
- А вам зачем знать? Могу сказать одно, герр Вальтер – они свыклись с этой мыслью и вполне спокойно продолжают соревноваться. Чего и вам желаю. И мазать все так же продолжают, чего я вам не желаю, - гость хмыкнул, поднимаясь. – Да не смотрите вы на меня такими глазами! Другие так живут – и вы привыкнете со временем. Все эти дамы – для вас совершенно чужие, посторонние. Вы же не испытываете особых душевных терзаний, слыша, к примеру, в новостях про очередных погибших и пострадавших - где-то там, далеко? Ну про ураганы там, наводнения, сошедшие с рельсов поезда?..
- Не особо, - согласился Дитмар.
- Ну и будьте спокойны. И относитесь ко всему проще. Апрель на дворе, у вас куча времени, чтобы с этой мыслью смириться. Слетайте отдохнуть куда-нибудь в теплые края… Да вы все сами поймете - не мне вас учить. И не думайте, что мы от вас намеренно что-то утаили, когда подписывался договор. Уверяю вас, мы и сами не знали. Этот, как бы сказать… побочный эффект… так вот, не сразу он проявился. Извините уж.


* * *

В аэропорту было тихо. Непривычно тихо – именно поэтому Дитмар всегда любил ранние утренние рейсы. От стойки регистрации тянулась недлинная очередь. Он подцепил сумку и, забросив ее на плечо, пристроился следом за рослым мужиком при огромном чемодане.
Перед ним оказались всего несколько человек – шумное семейство с тремя малышами, потом – две степенных дамы все еще средних лет. За дамами дожидался своей очереди парень с огромным кофром, за ним – девушка совсем без багажа – только с маленькой джинсовой сумкой. У девушки были длинные черные косы, разделенные очень ровным, словно нарисованным, пробором.
Очередь двигалась быстро, и вот уже у стойки оказались черные косички. Дитмар еще раз взглянул на девушку – она была неприметна, даже, наверное, некрасива, и его царапнул странный контраст между ее спокойным, уверенным взглядом и неловкими движениями.
Девушка положила на стойку паспорт и билет, что-то тихо сказала, видимо, объясняя, что у нее нет багажа, кроме смешной джинсовой сумочки. На несколько мгновений она замерла, дожидаясь, пока ей вернут паспорт и посадочный талон, потом резко перебросила косу через плечо и прошла дальше. От легкого и стремительного движения звякнул браслет на ее щиколотке и всколыхнулась длинная широкая юбка – Дитмар впервые видел, чтобы в дальнюю дорогу современные девушки отправлялись в юбках.
Незнакомка тем временем застыла напротив табло. Запрокинув голову, она сначала прищурилась, потом поднесла к лицу руку и растянула уголок глаза. Длинная черная коса соскользнула с ее плеча, девушка привычным, заученным движением перебросила ее за спину, потом отошла от табло и, устроившись на скамейке напротив, достала из сумки книгу.
Еще пара минут – и Вальтер, получив отметку в паспорт, тоже прошел через контроль. Посадка еще не началась, шататься в черт знает какой раз по дьюти-фри не хотелось, и Дитмар направился к рядам пластиковых кресел. Место рядом с черноволосой было свободно, и он, опустив на пол сумку, устроился в неудобном кресле, искоса поглядывая на свою случайную соседку. Девушка его появления не заметила – она увлеченно читала книгу, и даже кончики ее ресниц не дрогнули, когда Дитмар опустился в соседнее кресло.
Он искоса – чтобы соседка не заметила – рассматривал ее лицо. Некрасива и, видимо, даже не пытается выглядеть лучше – совсем без косметики. Лоранс никогда не вышла бы из дома, не потратив минимум полчаса, чтоб накраситься.
Вальтер еще раз окинул взглядом сидевшую рядом с ним девушку. В ней все было наоборот, не так, как обычно – и отсутствие багажа, и странная, неудобная для дальней дороги одежда, и длинные тяжелые косы, которых уже сто лет никто не носит… Все в ней было не так, и даже вопросительные знаки в книге, которую читала незнакомка, были опрокинуты с ног на голову.
Наконец объявили посадку.
Девушка резко захлопнула книгу и поднялась – тоже резко, быстрым, почти неуловимым движением. У нее оказалась неровная, рваная походка. Черные косы чуть вздрагивали в такт шагам, и от всей неровности, несыгранности, разлада ее фигурка казалась особенно ломкой.
Дитмар проводил ее взглядом и, чуть помедлив, поднялся и пристроился в хвост очереди на посадку.

* * *

Обещанной экзотики в городе почти не было. Город как город – огромный, совершенно европейский мегаполис, живущий своим ритмом и своей жизнью. Через пролив, который, как нож, рассекал город на две части, были перекинуты мосты – ночью они сверкали огнями, и тогда казалось, что мосты парят над черной водой.
Из окна номера пролив казался не настоящим, а нарисованным на яркой, до мельчайших подробностей отчетливой картинке.
И все-таки в этом городе было что-то чарующее – странное, не поддающееся никакому разумному объяснению обаяние этой безумной смеси мечетей и православных храмов, дорогих зеркальных офисных зданий и полуразвалившихся трущоб на окраинах…
В этом городе действительно можно было забыть все. К чертовой матери. Хотя бы на три дня.
Дитмар не стал даже разбирать сумку. Вытянув из-под вороха футболок джинсы и легкую куртку, он быстро переоделся и спустился вниз. Уже давно стемнело, и он даже примерно не знал, куда тут можно направиться вечером – все яркие проспекты, которые ему дали в турагентстве вместе с билетами, Вальтер выбросил сразу же, как только вышел из офиса.
На улице оказалось неожиданно прохладно. Дитмар понятия не имел, куда можно себя деть, и поступил так, как всегда делал в незнакомом городе – решил заблудиться, уйти как можно дальше от своего отеля, чтобы уже не понимать, где именно находишься…
Он шатался по городу больше часа, то спускаясь к шумной набережной, то вновь уходя в глубину темных и тесных старинных улочек. Стоило отойти от набережной – и город казался совсем другим. Не таким туристическим. Не таким шумным, не таким парадным. Настоящим.
На одной из позабытых улочек Дитмар забрел в бар. Полуподвальное помещение, тусклая неброская вывеска и смешной старинный колокольчик у входа – все было скромным, неброским, неприметным.
Обстановка внутри оказалась еще проще. Дешевая мебель, неяркий свет, аккуратная табличка у самого входа: «Живая музыка каждый вечер». Столиков было совсем немного, и почти все пустовали. Чуть в стороне, на небольшом возвышении, стоял маленький кабинетный рояль – единственная изящная вещь в этом замшелом баре.
Дожидаясь, пока принесут заказанный коктейль, Дитмар попытался придумать, чем же заняться в незнакомом городе вечером. С планами все было просто – их не было. Ничуть не хотелось заниматься дежурной туристической ерундой – бродить по сверкающим набережным, кататься на лодке по проливу, стоять на мосту над черной блестящей водой…
Он быстро, не поднимая головы, оглядел посетителей бара. Через столик от него сидела воркующая парочка – крепкий, коротко стриженый парень и светловолосая девушка. Девушка была чем-то похожа на Лоранс, и Дитмар отвернулся. Дальше, у самой стойки, в одиночестве накачивался коньяком пожилой мужчина в очень яркой клетчатой рубашке. И у самого выхода, уткнувшись в книжку, пил кофе задумчивый паренек, совсем молоденький.
Никто из них, наверное, не гробит десятками ни в чем не повинных болельщиц. Дитмар отхлебнул принесенный коктейль, не обращая внимания на соломинку.
Черт, надо было спросить – а тренировки считаются?.. Нет, не надо. Вдруг считаются…
Задумавшись, он не заметил, как тихо, едва слышными поначалу вкрадчивыми аккордами замурлыкал рояль. Именно замурлыкал – как мурлычет сытый, ленивый, неповоротливый кот, пригревшийся на диване в холодный дождливый день.
Кот у него когда-то был – точнее, этого кота завела Соня, но зверь больше любил именно Дитмара. Кот был черным, с большими белыми пятнами на брюхе, и поэтому его шерсть была одинаково хорошо заметна и на светлых, и на темных штанах.
Музыка вдруг резко изменилась – дернулась, царапнула, как иногда внезапно царапался кот, когда ему что-то не нравилось – но мелодия тут же снова втянула коготки и, как ни в чем не бывало, продолжила тихое уютное мурлыканье. Словно кот опять задремал, и вечер продолжался не в восточной стране, приткнувшейся между нескольких морей, а в знакомом предместье Зальцбурга, и кругом была не поздняя весна, а глубокая снежная зима и рождественские каникулы, когда не нужно ходить в школу, и можно до темноты гулять на улице, и возвращаться, получив в глаз снежком и хлюпая носом, пить чай с домашним вареньем, чесать за ухом вечно линяющего кота, снова хлюпать носом и уворачиваться, когда Соня пытается пощупать лоб – глупости, какая простуда может быть во время каникул…
- Извините, мы закрываемся.
- Что?.. – Дитмар вскинул голову. – Простите…
Расплатившись, он вышел на улицу. Было поздно – он умудрился провести в баре почти три часа, и сейчас Вальтеру казалось, что кто-то незнакомый, но готовый все понять и ни о чем не расспрашивать, проговорил с ним все это время.
При этом даже не заметил, как закончилась музыка, и не обратил внимания на тапера.
Хотя… почему не обратил? Теперь, старательно вспоминая полутемный зал, Дитмар еще раз представил картинку – парочка через столик от него, ярко-клетчатый мужчина у стойки, парнишка с книгой у выхода… Да, и еще – лоснящийся бармен и тоненькая девушка за роялем.
Ну да, именно девушка. Невысокая, тоненькая, с ломкими, до странности знакомыми движениями… Не ее ли он видел в аэропорту?..
Интересно, откуда она может знать про домик его родителей, про старшую сестру и давно пропавшего кота?..
Надо будет завтра снова зайти сюда… все равно на предстоящие вечера нет никаких планов.
На дни, собственно, тоже.
Он пошел по набережной к отелю, тихо напевая себе под нос только что услышанную мелодию. Впервые в жизни он запомнил мелодию – да нет, не запомнил, он наверняка знал ее с самого детства. Видимо, девушка наиграла какую-то старинную колыбельную – надо будет при случае спросить у матери или у Сони. Вальтер снова насвистел эту мелодию – удивительно простую, даже странно, что сейчас он не может вспомнить, откуда же она.
И все почему-то казалось таким же четким и простым, как эта мелодия. Или как черно-белый снимок… черные и белые мишени, черные и белые клавиши…
С моря тянуло ночным ветром – холодным и совсем не южным. Дитмар почувствовал вдруг, что готов уснуть прямо здесь, на набережной, и это было странно, потому что спокойно заснуть он не мог давно – с того самого вечера, когда к нему в гостиничный номер явился незваный посетитель с картонной папкой…
Чуть позже, засыпая в номере, он точно понял, что завтра обязательно найдет эту улочку, и бар, и девушку-тапера.

* * *

Улицы не поддавались. Путаные, ломкие улицы древнего приморского города, которые вчера сами привели к затерянному бару, сегодня звали в другую сторону – Дитмар уже в третий раз выходил к набережной, поворачивал было обратно, но через несколько минут снова оказывался на той же улице, с которой пытался уйти.
Очутившись в очередной раз на уже знакомом перекрестке, он растерянно огляделся. В двух шагах от него заманивали покупателей продавцы сувениров. На столиках разложены были разнокалиберные медные джезвы, синие стеклянные амулеты от сглаза, яркая посуда с ручной росписью, открытки, путеводители…
- Купите карту, - предложил один из торговцев и, не дожидаясь ответа, развернул цветной план города. – Все улицы, достопримечательности, часы работы музеев и торговых центров…
- Нет, спасибо, - Дитмар покачал головой, потом подошел к столику, выбирая среди множества стеклянных подвесок ту, что понравилась бы его сестре.
- Зря, хорошая карта… Совсем недорогая, но могу и уступить немного.
- Спасибо, не надо.
- Зато не будете так плутать, - улыбнулся торговец, но все же свернул карту. – Зря. Хорошая карта, вы бы с уверенностью нашли дорогу…
- А я не люблю быть уверенным.
Он еще с полминуты постоял, рассматривая стеклянные кулоны, но купил все же браслет, вспомнив, как любила Соня носить их на запястье сразу по несколько штук. А потом развернулся и снова направился в сторону от набережной.
Нужно было просто не думать о том, куда идти. Не искать, не пытаться вспомнить – а просто брести по городу и не сопротивляться улицам.
Через четверть часа Дитмар Вальтер был у дверей бара.
Он скользнул вниз, в полуподвал. Колокольчик тихо звякнул за его спиною. Народу было куда больше, чем вчера – Дитмару с трудом удалось найти место, и он приткнулся у самой двери.
Вальтер пришел как раз вовремя – заявленная «живая музыка каждый вечер» еще не началась, но, как только он дождался заказа, потрепанная портьера колыхнулась, и вчерашняя девушка-тапер вышла к роялю.
Это действительно была его неизвестная попутчица – та самая, что сидела рядом в аэропорту и так внимательно читала книгу с опрокинутыми вопросительными знаками. Та же длинная юбка, лишь чуть приоткрывающая тонкие щиколотки, и та же самая простенькая блузка. Только волосы теперь не сплетены в косы, а просто распущены и свободно падают на спину и плечи.

…Он опять пропустил миг, когда началась музыка – задумался о чем-то своем. Бывают дни, когда все против тебя, когда все перевернуто с ног на голову, словно вопросительные знаки в книжке у этой девушки, и сейчас вспомнился один из таких дней – когда он, никому не известный Дитмар Вальтер, впервые стал победителем, хоть все не заладилось с самого начала.
Музыка, словно ухмыляясь, стала вдруг вкрадчиво-мягкой, звуки казались тихими, легкими, словно падающие с неба снежинки. Ну да, как раз в той гонке ему – последнему из участников - с самого старта повалил под лыжи свежий снег, которого никто не ждал…
А мелодия дразнила его и дальше, снова все, как в той гонке, было назло, наоборот – и снег разгуливался все сильнее, а флажок на стрельбище, безвольно болтавшийся с самого начала соревнований, вдруг оживал и начинал бесноваться, как только Дитмар оказывался на коврике. Но так – с рваным ветром и со свежим, мягким, тормозящим каждое движение снегом – было только интереснее.
Он вспомнил, как уже вечером, в номере, пересматривал трансляцию гонки. На него обратили внимание только после третьей стрельбы – потому что никто не ожидал приличного результата от никому не известного австрийского мальчишки.
А чуть позже – как только повтор гонки закончился, и на экране замелькала заставка вечерних новостей – к нему и явился невнятный посетитель, поначалу представившийся журналистом, и предложил самую странную и самую невероятную сделку.
Мелодия дрогнула, заколебавшись, словно сомневаясь – соглашаться или нет? Дитмар еле заметно улыбнулся. Тогда, двенадцать лет назад, он не поверил рассказу посетителя – да и кто бы поверил?
Словно зная, о чем он сейчас вспоминает, музыка смешалась, споткнулась, волчком закружилась на месте – не мелодия, а набор звуков, какой-то бред…
Собственно, именно это он тогда и сказал незваному гостю.
- Бред. Вы или сумасшедший, или хотите меня разыграть…
Посетитель не упорствовал.
- Честно говоря, герр Вальтер, я примерно такого ответа и ждал. У меня в день по две-три беседы, и за все время только два раза мне поверили с ходу… - гость направился к двери, но вдруг задержался у самого порога. – Ну да ладно. Вы все-таки подумайте, а я завтра вечерком загляну к вам в палату…
- Куда?.. – переспросил Дитмар, но гость уже закрыл за собой дверь.

Посетитель действительно явился снова – как и обещал, вечером следующего дня. Он кивнул Дитмару, словно старому знакомому, и, не дожидаясь ответа, сел на единственный стул и пододвинулся ближе к кровати.
- Ну как вы? – негромко спросил он. – Как это вас угораздило… Голова сильно болит?
- Уже не очень, - Дитмар отозвался чуть слышно – не потому, что ему было так уж плохо, а потому что надеялся – вдруг незваный гость все-таки оставит его в покое…
Напрасно надеялся.
- Вот и хорошо, - посетитель придвинулся еще ближе. – Значит, вернемся к вчерашней беседе. Что вы решили?
- Ничего. Даже если предположить, что ваши слова – не полный бред…
- Отказываетесь? – удивился визитер.
- Да.
- А позвольте уточнить, почему же?
Дитмар осторожно повернулся к собеседнику – голова тут же загудела.
- Во-первых, потому что это бред.
- Убийственный аргумент. А дальше?
- А дальше все просто… если представить, что это правда, то я тем более не соглашусь.
- Да почему же? – повторил гость, уже с некоторым раздражением.
- А какой смысл выходить на трассу, заранее зная, что выиграешь?
- Да у вас, герр Вальтер, просто мания величия. Уверяю вас, голубчик, и вкалывать придется еще больше, чем сейчас, и работать каждый раз в полную силу…
- Тогда в чем же будет ваша… - Дитмар замялся, выбирая слово, - поддержка?
- В том, что мы подстрахуем вас… от всяческих случайностей. Вот будь вы, герр Вальтер, чуть посговорчивее – мы бы все согласовали еще вчера. И утром на вас не рухнула бы эта полка с посудой. А не сорвись сегодня эта полка – выиграли бы вы нынешний спринт, полсекунды всего, но выиграли бы… Наверняка утверждать не берусь – иначе вы правы, какой же был бы во всем смысл?.. Но вероятность этого была очень и очень велика…
- То есть заранее ничего не предрешено?
- Нет, конечно, - улыбнулся посетитель. – Есть лишь вероятность… например, есть вероятность, что на чемпионате следующего года вы выиграете индивидуалку – без промахов и с полутораминутным отрывом. А есть – гораздо меньшая, правда, но все же – вероятность, что на одном из спусков лыжа попадет на участок льда, вас вынесет с трассы, да так, что гонку вы не продолжите. Мы всего лишь сводим на ноль вероятность всех пакостей судьбы. А дальше – дело за вами.

…Он мотнул головой, словно разгоняя непрошеные воспоминания. Словно возвращаясь из больничной палаты в тихий, затерянный в многомиллионном городе бар. Незнакомка за роялем продолжала наигрывать – что-то еле слышное, стыдящее, укоряющее.
И действительно, как он мог согласиться?
И как это стало известно девочке-таперу из прибрежной забегаловки?
Дитмар снова не заметил, как вечер перешел в ночь и когда закончилась музыка. В баре почти никого не осталось, он тоже поднялся и, расплатившись, вышел на улицу – казалось, что в третий-то раз дорогу сюда он найдет уже легче.
- Господи… но откуда, откуда? – прошептал кто-то по-немецки, совсем рядом.
Дитмар остановился. На скамейке, возле самого входа, сидел мужчина в яркой клетчатой рубашке – он был у барной стойки и вчера, и сегодня. Мужчина тихо бормотал – казалось, себе под нос, но Дитмар решил все же убедиться, что с ним все в порядке.
-Что-то случилось? – тихо спросил он.
Мужчина отозвался не сразу.
-Нет… спасибо, - он удивленно глянул на Вальтера, и, видимо, узнал его, но промолчал. – Вы тоже… слышали?
-Что?..
-Пианистку – она же все, все рассказала… Господи, она-то откуда знает?.. Про казино, рулетку… про долги, про растрату, про весь этот позор…
Дитмар не ответил. Он почти понял, как именно должен поступить. Решение – единственно верное – было где-то совсем рядом, и казалось, продлись музыка еще хоть несколько минут – он бы точно все расставил по местам. Жаль, что так быстро закончился вечер и музыка, Вальтер чувствовал, что не хватило совсем чуть-чуть, самую малость… Еще бы немного – и он наверняка разобрался бы и в себе самом, и в том, что ему нужно делать дальше.
Но бар работает ежедневно, и на вывеске написано – «Живая музыка каждый вечер». Надо будет обязательно вернуться сюда завтра.
Он не торопясь направился к набережной.
Город уже успокоился. Внизу, у причалов, еще шумели бесчисленные летние кафе, но в глубине города, где не было скопления туристов, все окна и двери давно были наглухо закрыты, и движение по улицам почти прекратилось. Светофоры на перекрестках напрасно перемигивались красным и зеленым – на дорогах не осталось ни одной машины. Если б не отголоски шума с порта, было бы совсем тихо.
Сзади послышался быстрый, отчетливый стук каблуков. Дитмар осторожно обернулся – следом за ним шла невысокая женщина. Он узнал четкие нервные движения и ломкую фигурку.
- Спасибо вам, - тихо произнес он по-английски, когда незнакомка оказалась рядом с ним.
Девушка остановилась – осторожно, чуть в стороне, - и молча покачала головой.
- Вы говорите по-английски? – уточнил Дитмар.
Она снова качнула головой – отрицательно.
- А по-немецки?..
Снова – нет…
- По-французски?
Она чуть отступила назад и опять замотала головой, показывая, что не понимает ни слова.
- Простите, - отчего-то смутился Дитмар, отстраняясь.
Девушка, кажется, тоже смутилась и, отступив еще на шаг, напряженно замерла. Но, подождав мгновение, она встряхнула смоляной челкой, поправила сумку на плече и уверенно прошла вперед, дальше по улице. С полминуты еще Дитмар слышал резкий стук ее каблуков, потом, словно очнувшись, направился к отелю.
Он шел намного быстрее незнакомки, и уже через несколько минут, почти догнав ее, нарочно замедлил шаг. Нехорошо получалось – ну не выслеживает же он эту девушку. А может, и не надо отставать – мало ли чем опасен ночной город, пусть и спокойный с виду?..
Внезапно девушка остановилась и, расстегнув сумку, стала что-то в ней искать. Дитмар услышал тихое пение мобильника и усмехнулся – Лоранс тоже всегда теряла телефон в своей сумочке.
Наконец незнакомка выловила трубку.
- Да? – негромко, но очень отчетливо сказала она. – Да, уже отыграла…
Она говорила по-английски. Не очень бегло и с ощутимым акцентом – но именно по-английски, хотя несколько минут назад не захотела понять ни слова на этом языке.
- Спасибо, нет. Все равно нет. Ты же знаешь, я не играю по три раза в одном и том же месте. Два вечера – и все. Когда-нибудь потом?.. Ну, может быть. Но не сейчас, я уезжаю завтра рано утром. К обеду буду на новом месте. Звони.
Дитмар услышал, как захлопнулась крышка телефона.
Не раздумывая, он шагнул вперед, теперь незнакомка могла видеть его силуэт в пятне света от ближайшего фонаря.
- Почему вы не хотели со мной говорить? – спокойно спросил он.
- Потому что так будет лучше, - ускользнула она от ответа. – Поверьте.
- Я хотел лишь сказать вам спасибо…
- Не за что. Теперь пропустите меня, хорошо?
Дитмар отступил в сторону.
- Скажите только, где можно будет вас услышать.
Она вздрогнула, замерла на мгновение, потом решительно вскинула голову:
- Нигде. Простите.
- Да почему же?
- Какая разница…
Ему стало страшно – по-настоящему страшно, знакомая тошнота вновь подкатила к горлу. Черт, ведь разгадка где-то совсем рядом, наверняка достаточно лишь еще немного послушать, что она играет, лишь несколько минут – и все будет понятно, и он будет знать, как именно должен поступить.
- Послушайте… мне как-то трудно говорить, не зная вашего имени, - признался он. – Меня зовут Дитмар…
- Я знаю, - кивнула девушка. – Узнала вас… еще в аэропорту. Я много лет за вас болею. А меня – Анхела.
- Узнали? – неожиданно растерялся он.
Анхела едва заметно улыбнулась.
- Ага.
Она стояла, уже почти успокоившись.
И не знала, что с декабря по март играет в русскую рулетку.
- Анхела, послушайте… вы ведь не очень торопитесь? У вас… у вас найдется несколько минут?
- Да, - с готовностью отозвалась она.
- Выслушайте меня, пожалуйста. Только не говорите сразу, что я ненормальный, хорошо?
- Хорошо, - она качнула узкими покатыми плечами. – Только давайте спустимся вниз, к набережной, ладно?

…Дитмар думал, что будет долго, по несколько раз все объяснять, что рассказ окажется длинным – а уложился всего за пару минут.
-Вот и все, - коротко усмехнулся он. – А теперь можете считать, что я ненормальный…
- Нет…
Девушка стояла рядом со старым деревом, и тень от листвы падала на ее лицо, словно разделяя пополам.
С полминуты она молчала, потом, так и не говоря ни слова, расстегнула сумку и вынула небольшую записную книжку с аккуратным замочком. Щелкнула замочком, вынула из книжки сложенный вчетверо листок бумаги и протянула его Дитмару.
Листок был потрепан по краям, словно его много раз перекладывали из одного места в другое.
Дитмар развернул бумагу.

«Анхела Эрнандес, с одной стороны, и уполномоченный представитель нашей организации – с другой стороны, заключили настоящее соглашение…»

- И вы нигде не играете больше двух раз, - уточнил Дитмар, возвращая письмо.
- Нигде.
- Что же происходит с теми, кто слышит вас в третий раз?
- Далеко не со всеми…
- Что именно?.. Они внезапно умирают?
- Нет. Они сходят с ума.
- Понятно…
Дитмар опустился на одну из парковых скамеек.
Даже он, никогда не интересовавшийся серьезной музыкой, слышал об Анхеле Эрнандес. Лоранс как-то раз пыталась вытащить его на концерт, ему, правда, удалось отвертеться, но имя запомнилось.
- Вы перестали выступать в больших залах?..
- Да. У меня в соглашении написано, что я обязана в течение пятнадцати лет вести активную концертную работу. Но нигде не указано, какого уровня должны быть эти концерты. Это была единственная лазейка. Если играть каждый вечер, - кто придерется, что это не активная работа? Но я выбираю маленькие ресторанчики и нигде не появляюсь больше двух раз.
- И все-таки мне действительно нужно снова вас услышать.
- Да вы с ума сошли!
- Пока нет, - Дитмар усмехнулся. – Анхела, ваша совесть будет совершенно чиста. Я же знаю, чем рискую.
- Не надо. Герр Вальтер, прошу вас, не надо. Наверняка и у вас в тексте соглашения есть какая-нибудь дыра, наверняка вы сможете приспособиться…
- Приспособиться?.. Анхела, вам самой-то нравится играть в богом забытых подвалах и прятаться от судьбы… через два дня на третий?
- Нет, - неслышно ответила она. – Но ведь это единственный выход… в моей ситуации такая жизнь – золотая середина.
- Лучше край, чем такая середина.
Анхела не ответила. Дитмар обернулся к ней – она сидела на другом краю скамейки, прямая, тоненькая, напряженная, и вдруг, резко вскочив, закинула на плечо свою джинсовую сумочку.
- Ну так что вы сидите? – быстро, отчетливо произнесла она. – Идем!
Маршрутки, допоздна шнырявшие по улицам города, уже давно не ходили. Ни одного такси тоже не было. Они шли пешком – почти через весь город, сначала по мосту через пролив, потом – мимо роскошных зданий в дорогих кварталах, потом вышли к простеньким домам на небогатой окраине. Около одного из дешевых частных пансионов Анхела остановилась.
- Я сняла здесь комнату. А в верхнем холле есть пианино. Вполне пойдет. Поднимайтесь.
«Верхним холлом» в пансионе, видимо, деликатно называли чердак. В одном из углов были беспорядочно свалены несколько пластиковых стульев для летнего кафе. В другом – открытая этажерка, заполненная подшивками газет. Бумага была желтой от времени.
У стены, рядом с окном, действительно стояло пианино.
- Ну? – резко спросила Анхела, переводя дыхание после подъема по крутой лестнице. – Не передумали?
Она стояла у инструмента, прислонившись спиной к грязно-желтой стене.
Черные волосы, длинная цветастая юбка, тонкие щиколотки со звенящими браслетами.
И опрокинутые вопросительные знаки.
- Нет, не передумал. Окно открывается?
- Наверное. Попробуйте. Вы… вы точно уверены?
- Не-а. Не люблю быть уверенным.
Расшатав одну из створок, Дитмар открыл окно. Устроился на подоконнике, заметил вдали, на востоке, розово-сиреневую полосу. Пока они шли через весь город, почти наступило утро.
Музыка снова застала его врасплох – в который раз. И опять она была про него, и непонятно было, откуда же Анхела все это знает...
Дитмар чуть повернулся, чтобы шире открыть окно, и увидел внизу мальчишку со стопкой газет в руках – он стоял, не решаясь вдохнуть, забыв обо всем на свете, и, задрав голову, прислушивался к звукам пианино, боясь пропустить хоть одну ноту.

Нуу, Соль, так нечестно.. Как это закончен??

Так интересно!! Класс!!

требую продолжения..

Сольвейг, очень понравилось.

Ёшь, ну, какое продолжение? Там же все померли...

Требуем новых рассказов.

Сольвейг, супер!!!
А еще что-нибудь подобное есть?

Сольвейг, А еще есть?

Alemo, rainbow, да много всего еще есть, но персонаж-биатлонист, к счастью, только тут
Спасибо! А то я боялась, что вы меня покусаете...

нет. не померли.

Ёшь, ты оптимистка (и ренегатка ты притом )...ещё надеешься на что-то..до следующего промаха..

Сольвейг, я ещё читая твои отчеты думала, что наверняка ты пишешь что-нибудь ещё...художественное..

Я тоже думаю, что есть вероятность того, что не померли
И мне очень понравилось!
Спасибо

вы ничо не понимаете! Он же вернулся в детство! И это был вообще четвертый раз!

Очень красивый рассказ и очень мастерская концовка
Правда, я его уже читала. Сольвейг давала почитать как раз лет 5-6 назад


Вот не надо ля-ля . А как же тот роман, который вы писали в соавторстве с Бойцовой Рыбкой?! Детектив, между прочим (обожаю!). Уж как я вас пинала, чтобы дописали - так ведь нет. Лентяйки . Хоть первую часть дали бы народу почитать - глядишь, и допинали бы, чтоб дописали до конца.

*порывшись в ноуте*
А еще нашлась детская сказка... ей вообще лет десять - потому как писалась она для племяшки, которая тогда только-только пошла в школу.
Ну, в общем, сильно не бейте...

Было это так давно, что теперь никто уже не может вспомнить, как называлось государство и как звали старого правителя и двух его дочерей. В те времена далеко-далеко на севере, между горами, лесом и морем пряталось небольшое королевство – всего-то и было там жилья, что столица да несколько деревушек в окрестностях. Правил этой маленькой страной старый король. Больше всего на свете он любил воевать, и как ушел покорять соседние страны, да так пока и не возвращался. Королева – его жена – умерла много лет назад, оставив сиротами двух дочерей. И обе принцессы росли, не зная матери и почти не видя отца.
Старшая сестра была прекрасна, словно весенний рассвет. Уж неизвестно, правду ли рассказывают легенды, но говорят, что розы и лилии прятали свои цветы, когда принцесса выходила в сад – им было стыдно, что они не могут поспорить с нею красотой. Птицы, видя старшую принцессу, щебетали от радости, а солнце даже в самый хмурый день выглядывало из-за туч, чтобы полюбоваться красавицей. И принцесса с самого детства гордилась собой, но ее тревожила одна и та же мысль, с каждым днем становясь все нестерпимей: подрастала младшая сестра, и старшая, глядя на нее, все яснее понимала – скоро малышка затмит ее красоту. Нельзя сказать, что принцесса не любила младшую сестру. Но за несколько лет она так привыкла к восхищению, к тому, что рыцари бьются на турнирах, придворные поэты слагают стихи, а правители окрестных государств наперебой предлагают ей руку и сердце – и разве могла теперь она отказаться от всеобщего поклонения?
Думала-думала старшая королевская дочь, да и придумала. Повелела она разбить все зеркала в покоях своей младшей сестры, а самой малышке запретила появляться на людях без черного шелкового покрывала на лице. Старых слуг принцесса выгнала из дворца, строго-настрого приказав им молчать, а новые никогда не видели лица младшей сестры.
И пошла тогда по всему королевству и за пределы его страшная молва – будто маленькая принцесса так безобразна, что не смеет показать людям свое лицо. Ничего не отвечала на это младшая королевская дочь, только плакала, вытирая слезы своим черным покрывалом. Ей ведь негде было взглянуть на себя в зеркало, и она верила всему, что говорили о ней злые люди.

А на самом-самом севере этой страны – там, где леса становились совсем густыми, а горы и море встречались друг с другом – жил молодой охотник. От отца досталось ему старенькое, но вполне надежное ружье и видавшие виды лыжи. Снег в этих суровых краях почти не таял, и каждое утро охотник на лыжах отправлялся в лес. Ни разу не возвращался он без добычи, и торговцы, продававшие на рынке дичь или мех, постоянно наведывались в его лесную хижину – они знали, что не уйдут без товара.
Особенно нравился охотник молодым дочерям торговцев, но, как ни улыбались они ему, все их усилия пропадали даром - ни одна улыбка пока не коснулась его сердца.
- Кого же хочешь ты встретить? – спросил его однажды старый продавец волчьих и рысьих шкур, приехав за товаром. – Ты ловок и удачлив, приходилось тебе сталкиваться без оружия и с волком, и с медведем, да видать, есть у тебя верный ангел-хранитель. Уже несколько лет все девушки округи заглядываются на тебя, чего же ты ждешь?
- Да такой, как я хочу, и вовсе нет на свете, - рассмеялся в ответ охотник. Его серые глаза казались веселыми, но торговцу почудилась в этом взгляде скрытая печаль.
- Отчего же нет? – спросил он.
- Отец рассказывал, что, когда он впервые увидел мою мать, солнце вышло из-за темных туч, и посреди зимы ударил гром, и земля покачнулась у него под ногами, - тут охотник замолчал, но все же продолжил говорить, - вот если б и мне встретилась такая девушка…
- Такой действительно не сыскать, - согласился торговец. – Ну да ладно, я ведь пришел не за этим. Вчера вечером мне заказали самую лучшую рысью шкуру на чучело. Это должен быть молодой, красивый, сильный зверь. И убить его надо верным выстрелом, чтобы не испортить шкуру. Никто в округе не сможет это сделать, только тебе под силу такая работа.
- Что ж, - согласился охотник, - рысей в наших лесах немало. Пожалуй, через пару дней я принесу тебе шкуру.
- Вот и славно, - кивнул торговец, выходя из избушки. – И подумай хорошенько – многим красавицам в наших местах снятся твои серые глаза, не жди чуда, лучше посмотри на тех, кто рядом.
И с этими словами торговец вышел их хижины и направился на рынок – покупателей у него всегда хватало, и лавочку нельзя было оставлять без присмотра.

А тем временем старшая королевская дочь все больше тревожилась, что обман ее в любую минуту может раскрыться. И тогда она ранним утром направилась в лес – к самой старой ведьме, о которой знала из сказок.
Долго решалась на это старшая принцесса, и наконец однажды утром поднялась раньше всех во дворце – так рано, что снег в лесу казался серым, а не белым. Набросив длинный меховой плащ с широким капюшоном, девушка спрятала лицо и, прошмыгнув мимо сонных часовых, исчезла в лесу – ведь королевство было таким маленьким, что лес начинался прямо у замка. Узенькая тропинка повела принцессу в самую глухую и темную чащу, и задолго до рассвета девушка оказалась возле крошечной покосившейся избушки.
Опустив капюшон еще пониже на лицо, принцесса постучала в дверь.
- Заходи, заходи, девочка, - ответил из избушки глухой голос, и принцесса, совсем съежившись, прошла в домик.
В единственной комнате на резной скамье сидела совсем седая старуха.
- Я давно знала, что ты придешь ко мне. Только вот не могу понять, чего ж ты будешь просить?
Девушка молчала.
- Богатства? Но ты – дочь короля, и половина страны принадлежит тебе.
Принцесса по-прежнему не отвечала.
- Славы? Но нет в ближайших странах поэта, который не сложил бы стихов о тебе…
Старуха подошла ближе.
- Может быть, красоты? – она откинула капюшон с лица девушки, и принцесса не посмела уклониться. – Но ты прекрасна… Чего же ты хочешь, девочка?
Дочь короля еле нашла в себе силы ответить:
- Люди спрашивают, отчего сестра моя прячет лицо. Рано или поздно малышка узнает, что она – красавица, и поймет, что я обманула ее.
- Что ж, значит, настало время и для моего зелья. Не печалься и слушай меня – я дам тебе склянку с волшебным отваром…
- Но я не хочу, чтобы моя сестренка умерла! – воскликнула принцесса и даже отшатнулась от колдуньи.
- Она не умрет, - старуха покачала головой, седые волосы ее всколыхнулись. – Не настолько сильно мое колдовство, да и не могу я насылать смерть на ни в чем не повинного человека. Сестра твоя станет диким лесным зверем, а все во дворце и в королевстве о ней забудут.
- Зверем? – принцесса испугалась еще больше. – Но каким же?
- Этого я сама не знаю. Сестра твоя стройна и грациозна, а глаза у нее зеленые, будто у кошки… Из нее получится прекрасная рысь.
- И она навсегда останется рысью?
- Не навсегда, - покачала головой ведьма. – Любое, даже самое сильное заклятье можно снять, и это – тоже. Вот только едва ли у твоей сестры это получится.
- Это так трудно?
- Это просто невозможно, - тоненько захихикала старая колдунья. - С той минуты, когда маленькая принцесса обернется рысью, дан ей будет ровно день срока. За это время должен найтись охотник, такой быстрый и ловкий, что сумеет гнаться за рысью и не отстать. И если рука его будет так тверда, что он сможет, догнав рысь, послать ей пулю в самое сердце – сестра твоя не умрет, а снова получит свой прежний облик. Но если пройдут сутки, и первые солнечные лучи следующего дня застанут маленькую принцессу в рысьей шкуре – значит, никто и никогда уже не сможет снять с нее мое заклятье.
- Спасибо тебе, старая колдунья, - сказала старшая дочь короля и поднялась со скамьи.
- Зря ты благодаришь меня, девочка. Как бы ни повернулась судьба – каждый день ты будешь жалеть о том, что сделала. А теперь ступай во дворец и дай мое зелье своей младшей сестре. И не бойся – весь день пройдет у нее, как обычно, а перед рассветом она обернется рысью и убежит из дворца. Ты этого даже и не увидишь.
Старшая принцесса так и сделала.
Кутаясь в плащ, сжимая в руке склянку, принцесса поспешила обратно. Первые лучи солнца уже показались из-за еловых верхушек, когда она, пробежав мимо спящих часовых, оказалась в саду возле дворца.
Чтобы отдышаться, она пошла спокойнее, медленно поднялась к себе в покои. Слуги уже накрывали стол к завтраку – сестры всегда завтракали вдвоем, это было традицией уже много лет. Улучив минутку, когда в огромном зеркальном зале столовой никого не было, принцесса задержалась у кресла своей сестры и, приоткрыв флакон, вылила несколько капель зелья в ее чашку. Сердце заколотилось у нее в груди, она тут же наклонилась, чтобы выплеснуть все из чашки, но младшая уже вошла в обеденный зал.
Принцесса быстро выпрямилась, отдернув руку от чашки.
- Доброе утро, сестренка, - тихо сказала она.
- Доброе утро, - улыбнулась в ответ малышка.
День был на редкость сумрачным, но от этой улыбки в столовой стало светлее.
- Какая ты сегодня румяная, - удивилась младшая сестра – ведь у старшей еще горели щеки после быстрой ходьбы по лесным тропинкам.
Не дождавшись ответа, она взяла чашку, и губы ее коснулись тонкого дорогого фарфора. Старшая вскрикнула, пытаясь удержать ее, но не успела – сделав небольшой глоток, маленькая принцесса уже опустила чашку на стол.
И весь день, до самого вечера, старшая сестра была особенно ласкова и нежна с младшей, так та даже разрыдалась и, не снимая своего черного покрывала, кулачками вытирала слезы.
- Ах, сестренка, - всхлипывала она, - только ты одна меня и любишь. А покажись я другим – все поймут, как я уродлива…
Но сестра ничего ей не ответила, лишь пожелала спокойной ночи. Младшая дочь короля уснула в своей комнате почти сразу же, а вот старшая этой ночью так и не сомкнула глаз. Рано утром – перед рассветом – она тихонько вошла в покои маленькой принцессы, но комната оказалось пустой, и были там лишь несколько рысьих волосков в постели да следы лап на полу.

Долго шел по лесу молодой охотник, и встретилось на пути его немало и волков, и рысей, и медведей, но все это были самые обычные звери, а ведь мы помним, что торговцу нужна была не просто шкура, а шкура зверя редкой красоты. От своего отца охотник слышал, что в далеких северных лесах, там, где скалы острыми краями врезаются прямо в холодное море, зверей гораздо больше. Никогда еще не доводилось ему уходить так далеко – до сих пор ему вполне хватало добычи и в окрестностях. Но, взявшись за поиски невиданного зверя, охотник не собирался отступать – он никогда не возвращался без добычи, не хотел и на этот раз. Потому и отправился в далекие северные леса. Два раза ночь заставала его в дороге, но на рассвете, отдохнув, охотник снова продолжал путь. Но вечером третьего дня собралась самая настоящая буря. Небо потемнело, звезд совсем не было видно из-за тяжелых снежных туч. Ветер гнул к земле верхушки вековых сосен, да к тому же внезапно похолодало – так, что даже разведенный на поляне костер не помогал охотнику согреться. Да и сил у него оставалось все меньше, а ветер и холод с каждой минутой становились сильнее – казалось даже, что огонь в костре и тот вот-вот замерзнет и перестанет гореть…

Невозможно рассказать, как испугалась маленькая принцесса, проснувшись под утро и поняв вдруг, что она стала самой настоящей лесной рысью. Не находя себе места от страха, она неслышно выбежала из дворца и скрылась в лесу, но там оказалось еще страшнее – теперь она слышала новые звуки, новые запахи, которых не знала раньше. И все это было непривычным и оттого только сильнее пугало девушку.
Ноги, а точнее – лапы, несли маленькую принцессу вдаль от дворца, лесная чаща становилась все гуще и гуще, да еще и холод постепенно усиливался, пробираясь даже сквозь теплый рысий мех. Маленькая принцесса не различала сторон света и даже не смотрела, куда она бежит. Кругом бушевала метель, начавшаяся так внезапно, что принцесса не заметила, как оказалась в самом центре снежной бури. Рысь испуганно жалась к стволам деревьев, пытаясь укрыться под густыми лапами сосен от ветра. Но ледяной холод проникал даже туда.
И вдруг маленькая принцесса увидела лежавшего на снегу охотника. Сначала она очень испугалась – от ружья пахло железом и порохом, и у рыси даже шерсть поднялась на загривке. Да и от потухшего костра шел запах гари – и рысь вдруг поняла, что она боится огня, да так боится, что лапы отказываются идти. Но уже через мгновение она все-таки подошла ближе и остановилась рядом. «Охотник скоро совсем замерзнет, а у меня ведь такой теплый мех, - подумала маленькая принцесса, - а когда он придет в себя, я успею убежать». И она опустилась на снег рядом с охотником, тесно прижимаясь к нему и согревая своей мохнатой шкурой. Так она и лежала на снегу рядом с ним, пока не утихла метель и не стало теплее.
Приближалось утро. Ночная непроглядная тьма рассеялась, стало светлее, но солнце еще не поднялось над лесом. Рысь заметила, что ресницы охотника дрогнули, и испуганно отскочила в сторону. Если б она была настоящей лесной кошкой, наверняка бы забралась на высокую сосну и спряталась в густой хвое, но маленькая принцесса еще не настолько освоилась со своими четырьмя лапами, чтобы лазать по деревьям.

- Видно, и правда есть у меня верный ангел-хранитель, раз я не замерз этой ночью, – подумал охотник, проснувшись перед рассветом.
Тело слушалось его плохо, но он встал на лыжи и, подхватив ружье, собрался в путь – дальше, на север. Хоть и нелегко далась ему эта ночь, а все же отступать он не привык.
И вдруг совсем рядом – в нескольких шагах от себя – он увидел красавицу-рысь.
Никогда еще не доводилось охотнику встречать такого дивного зверя. Рысь была молода и грациозна, ее густая шерсть блестела, как шелк, а зеленые глаза горели, словно звезды на ночном небе. Но, едва притронулся он к ружью, рысь отскочила еще дальше, словно понимала, что хочет сделать охотник.
- Ну, теперь-то ты от меня не убежишь, - усмехнулся он, бросаясь вслед за рысью.
И действительно – как ни быстро бежала по лесу испуганная рысь, а охотник на своих стареньких лыжах все же догонял ее. Сначала он едва видел лесную кошку, потом она была все ближе и ближе, а теперь он уже мог прицелиться – ведь стрелять нужно было точно, чтобы не повредить лишний раз дорогую шкуру. И, хоть сердце у охотника и колотилось после быстрого бега, рука была твердая – рысь упала на снег, как подкошенная.
Но, стоило ему сделать шаг к лежавшей на снегу рыси, как лесная кошка тут же поднялась. Правда, теперь перед ним была уже не рысь, а совсем юная девушка. Она стояла босиком на снегу и прятала лицо, закрываясь длинными и густыми черными волосами.
- Кто ты? – спросил оторопевший охотник. – Как ты оказалась в лесу?
- Не спрашивай меня об этом, - вздохнула в ответ девушка. Голос ее дрожал от холода. – Наверное, ты снял с меня заклятье, но лучше б ты этого не делал! Лучше б я навсегда осталась лесною кошкой…
Не слушая ее слов, охотник подошел к ней и отбросил с лица девушки черные кудри. И в ту же минуту, едва только глянул он в глаза маленькой принцессы, земля покачнулась у него под ногами, и где-то вдали раздался раскат грома, и первый луч солнца показался из-за деревьев. Но ни охотник, ни принцесса не заметили, что уже рассвело – они смотрели друг на друга и не могли наглядеться.

А весною, когда растаял снег и перелетные птицы вернулись в северные леса, старый король – отец двух дочерей – возвращался в свое королевство. Конь его устало шел по едва заметной тропинке, опустив голову, сам король дремал в седле – было он уже стар, да к тому же устал от войн. Так бы он и ехал в полудреме, если б не разбудила его звонкий девичий голос, напевавший веселую песенку.
Король вздрогнул – этот голос так был похож на голос его младшей дочери! И тут он увидел, как навстречу ему по тропинке идет маленькая принцесса.
Но в каком она была виде! Вместо шелка и бархата – дешевая юбка из грубой ткани и расшитая цветами блузка, длинные черные волосы по-простому заплетены в две косы, а на ногах – стоптанные кожаные башмаки.
Король с трудом сдержал гнев.
- Ваше высочество! – воскликнул он. – Как вы позволяете себе ходить по лесу без свиты и в таком наряде? И вообще, как вы здесь оказались!
Принцесса только рассмеялась в ответ.
- Извольте ответить! – приказал король.
- Не сердись на меня, отец, - рассмеялась в ответ маленькая принцесса. – Но во дворец я не вернусь, а останусь в лесной избушке с простым охотником. Полкоролевства пусть забирает старшая сестра, и мои бальные платья и туфли – тоже. А ты заходи к нам на обед – придворных деликатесов не обещаю, но уж свежая дичь всегда найдется.
Старый король поворчал-поворчал, да и смирился с этим. И вернулся он в свое королевство, и стал править мудро и справедливо. А в честь охотника, снявшего с маленькой принцессы заклятье злой колдуньи, король приказал каждый год устраивать турниры. И с той самой поры из года в год собирались при дворе короля лучшие стрелки и лыжники, чтобы показать свое искусство. Самым быстрым и метким доставались не только почет и слава, но и самая дорогая из наград – поцелуй чернокудрой принцессы.
Так-то вот оно было. Королевства того уже нет на карте, имени короля, его дочерей и охотника никто не может вспомнить, а лучшие лыжники и стрелки соревнуются и по сей день.

Сольвейг, прэлэстно!(с)
Ты там ещё проведи какие-нибудь раскопки в компе, а?

Сольвейг,
прелесть!

Сегодня не было Дефрана
в последней гонке на КМ...
Не моего герой романа,
Но все же грустно стало мне...

Боюсь, навеки эта рана...
Бегут мурашки по спине:
Ой! фотография Дефрана
Слезу пустила по стене...

Natali_and_Elena,

Ой-ой! Как же мы без Дефрана-то?

Добрые софорумчане кинули мысль, что сюда можно выкладывать не только про биатлон, но и просто стихи. Поэтому, осторожно прижав уши, я попробую... Ветер 27, отдельное спасибо!

* * *
Шерсти клок потерян в драке
Или вылез по весне.
Спит вокзальная собака,
Улыбается во сне.

Сон - как скрипнуло крылечко,
Как смеялись у ворот,
Как в избе топили печку,
Как мурлыкал сытый кот...

...Как лизало пламя стены,
Как взметнулся желтый клин,
Как расплакались сирены
У подъехавших машин.

Сжав ресницы, чтоб не плакать,
Вновь во вне входя в избу,
Дремлет рыжая собака
С белым пятнышком на лбу.

* * *
Ничего я не стану просить.
То, что было, - и этого много.
Мне по белому свету бродить
Не своей, а твоею дорогой.

Не сказать никогда ни о чем,
Глаз не видеть, руки не коснуться.
В полушаге, за правым плечом...
Никогда не просить обернуться.

Незаметною быть, как вода,
И молиться неслышно, сокрыто,
Чтоб тебе никогда-никогда
Не нужна была эта защита.

Не спасет никакая броня
На пороге у общего ада.
Все, что сможешь, - возьми у меня.
От тебя - ничего мне не надо.

Суздаль

1.
...А куда ни кинешь взгляд - купола,
Да рябины, как рубины, горят,
Да в холодной вышине сентября
Птичья стая разминает крыла,
Да за белой монастырской стеной
Кто-то молит за тебя и меня,
Да средь серого осеннего дня
Раскричалось воронье надо мной...

2.
Здесь бродить бы мне над кручею,
Петь про иву над рекой,
И срывать цветы колючие
Беззащитною рукой.
Горизонт - сплошное золото -
Так сияет, что не тронь.
Небо звездами исколото,
Как шиповником - ладонь.

Сольвейг, замечательно. А еще будет?

Сольвейг, уши надо торчком! Вы себя критикуете, потому что, смею осторожно предположить, как филолог видите какие-то недочеты в размере, ритме?
А мне все эти тонкости недоступны, мне интересны Ваши стихи, местами они очень цепляют!
Про собаку так..сразу слезы, хоть я и не собачник..

И дурацкая мысль приятно, что в интернете первыми их читаем.

Здорово!

Извините, если чего не то ляпнула..

Сольвейг, до чего же замечательно!
Бис! Ну, и эта... БРАВО!!!

Сольвейг,

Очень здорово! Про собаку - чУдное стихотворение! И мне страшно понравилось второе... " Ничего я просить не стану...! Просто хорошо. Спасибо!

Сольвейг, замечательно!
Пишите еще, пожалуйста

Соль!

Отлично сделала, что выложила стихи! Сейчас в интернете так мало мест, где можно почитать действительно стихи. Здорово, что таким местом становится наш форум!

Понравилось, спасибо!

Может и я как-нибудь...

Соль!
Как же я сразу не увидела!!!
Просто здорово, ну слов нет ! А у тебя- есть слова! И замечательные!

Закончились патроны,
Мишени бью прикладом
И лыжи по асфальту,
Не катят...Не сезон
Смотрю на всех,
Таким ехидным взглядом
Вот так я приближаю
Зимний биатлон


Надо же,какая бредятина в межсезонье ,в голове поселилась

улыбнуло =)

Извращенческое что-то получилось...
Адресат, как обычно, неизменен...

Желать удачи – вроде так легко:
Чтоб ветер стих, и чтоб соперник дрогнул,
И чтоб попроще выдалась дорога,
И выстрелы чужие – в молоко.

Но – не ему, с ним все наоборот.
Что ветер, если он – на равных с ветром?
И с боем, но сдаются километры,
Когда он по лыжне летит вперед.

Желать удачи?.. Чтоб подъемы – круче,
Чтоб не вмешался бестолковый случай…
Противников сильней, в конце концов.

И чтоб за всяким мраком было утро.
А если битвы – то и правда трудной.
А если ветра – то всегда в лицо.

Соль

Сольвейг,
вот что значит удачно размещённая фотография
Я в очередной раз в восхищении!
У меня вот так не получается, бывает эмоции через край, а в рифму всё это не ложится

Может для какого другого спортсмена было бы и извращенческое, но для Уле Айнара - само то.

Сольвейг,

Если б "предмет" мог это прочитать...

Ох, с такими гонками этот "предмет" допросится... Давно я засматриваюсь на Маргаритину скалку, ох, давно...

Сольвейг, очень здорово написано ...Я о стихах.

Ну что ж... "Одной надеждой меньше стало - одною песней больше будет" (с).
Адресат, тем не менее, не меняется... хотя я уже всерьез об этом задумываюсь, да...

Мне надежды потерянной жалко,
Мне в стрельбе не заметен прогресс...
Вот возьму Маргаритину скалку
И вмешаюсь в рабочий процесс!

Я со скалкою буду прекрасна,
Я со скалкою буду грозна:
- Не стреляется, сокол мой ясный?
Ах, понятно, - винтовки вина?

Что молчишь? Подойди-ка поближе,
Не косись ты на скалку, постой.
Ах, не едется - это все лыжи?
Верю, верю тебе, золотой.

Эта скалка - волшебная штука:
От нее даже Фрун попадал!
Да в мою-то тяжелую руку...
Из-под скалки - и на пьедестал!

...Не помогут стихи и кричалки.
И в отчаяньи вся, и в тоске,
Я возьму Маргаритину скалку
И прибью ей себя по башке.

Я так и знала, что другого применения ты ей в итоге не найдешь. Так что ложи трубку скалку!

Маргарита, ну вот, убиться скалкой - и то не дают... а что мне остается-то?..

Откупори шампанского бутылку иль перечти "Женитьбу Фигаро" ©

Как и всегда -любить,надеяться и верить.И писать такие замечательные стихи.

рисунок не мой, ясное дело, но как раз в тему

Сольвейг,
эээ, брат Сальери!ты эт брось там все не так закончилось

А там, типа, хэппи-энд был?